Интервью по выходу на свободу А.В. Дзиковицкого

30 июля 2013 г. был отпущен после годового лишения свободы бывший главный редактор общероссийской газеты «Казачий взгляд», осуждённый по политической 282-й статье уголовного кодекса. За ворота колонии Дзиковицкий вышел в казачьей справе и был встречен приехавшими казаками из Обнинска, Малоярославца, Москвы и Сергиева Посада, встретившими освобождение казака-политзаключённого как победителя: Дзиковицкому на грудь были прикреплены три казачьи награды, поступившие на его имя за время пребывания в заключении.

Ниже – подготовленное им самим, так сказать, «базовое» интервью ко дню выхода.

Не зря говорится, что вера – опора гонимых. А в основании самой опоры лежит убеждение, что Бог любит мучеников за правое дело и допускает, чтобы иной раз осуждали невинных, чтобы дать им возможность испытать силу своего духа.

Когда находишься в неволе, в полной власти надзирателей, которые смотрят на тебя как на нечто низкое, ущербное, недостойное и презренное, только вера в свою правоту и внутренний моральный стержень могут спасти от надлома и растворения в массе арестантов, среди которых большинство далеко не является образцом для подражания.

Есть категория современных казаков, которую можно определить словами из стихотворения М. Горького «Буревестник»: «Толстый пИнгвин робко прячет тело жирное в утёсах». К моему великому сожалению, в изначально «бесшабашном», «безбашенном», отчаянном народе прослойка таких «пИнгвинов» в результате десятилетий отрицательной селекции увеличилась настолько, что стала угрожать первоначальному смысловому значению слова «казак». Многие уже чуть ли не выставляют доблестью своё «пингвинство» и предлагают его в качестве образца поведения другим! Это ярко проявилось ещё во время судебных заседаний перед моим заключением в колонию. Тогда некоторые казаки-«пИнгвины» предпочли спрятаться «в утёсах», лишь бы их не заметили среди тех, кто выражал сочувствие и поддержку гонимому собрату. Бог им судья!

Не знаю, насколько более «по-казачьи» поступили другие, которые не боялись открыто говорить о поддержке будущего казака-арестанта, но при этом рассыпали обещания, которые, похоже, и сами всерьёз не воспринимали: и обещания привлечения известных людей и депутатов Заксобрания области для того, чтобы арестанта выпускали из колонии-поселения на каждые выходные домой, и обещания обеспечения выхода на свободу по УДО (условно-досрочному освобождению)… Кажется, во всех этих заверениях присутствовала немалая доля обыкновенной болтовни. Хотя, конечно, никто не мог и предположить, что колония-поселение № 6 г. Калуги окажется «поселением строгого режима», как её саркастически называют сами заключённые, знакомые с аналогичными другими исправительными учреждениями.

Мало того, как только один из заключённых (мошенник из моего же города Обнинска С.М. Драгомирецкий) донёс администрации колонии о том, что я веду дневниковые записи, - они в результате целой серии обысков (включая раздевание догола и в таком виде я должен был приседать) были у меня изъяты. Хотя вести такие записи Правилами внутреннего распорядка не запрещено. Позже оперработник А.В. Калибров, приставленный формально ко мне в качестве «перевоспитателя», честно объяснил причину обысков и самоуправного изъятия дневников: «А нам не нравится, что вы пишете про нас всякую гадость!». Вообще-то, логика своеобразная, замечу. Вести себя так, как надзиратели ведут – это норма поведения, а писать об этом – это уже «всякая гадость»… Ну да не об этом речь.

Сразу после изъятия дневников отношение ко мне надзирателей стало особо пристальным и, думаю, если бы не многочисленные письменные обращения в различные инстанции, единственный на всю колонию политзэк мог быть реально затравлен и переведён «от греха подальше» на более строгий режим (в другую колонию). И как тут не привести цитату известного писателя В.Г. Короленко, также оказавшегося «без вины виноватым» и немало насмотревшегося на образцы правосудия в России XIX века. Думается, за полтора столетия, прошедшие с того времени, в ней принципиально всё остаётся прежним. Короленко написал: «Много раз я имел случай заметить, что людей, апеллирующих к законности, и особенно разъясняющих её простому народу, наша администрация всякого вида и ранга считала самыми опасными революционерами». Я своими глазами видел практически то же, что видел писатель Короленко!

Знакомство на собственной шкуре с нашим «правосудием» прочно цементирует в душе так называемых «экстремистов» убеждённость в том, что Конституция РФ, Всеобщая Декларация прав человека и прочие подобные «финтифлюшки» - это нечто ирреальное, типа Интернет-игры, какой-то абстракции. Декорации, не имеющей ни единой точки соприкосновения с реальным человеческим бессилием и бесправием перед лицом спаянной в один свинцовый пресс уголовно-исполнительной системой, прокуратурой, судопроизводством и приводящей этот пресс в движение «фээсбой» и политической полицией.

Система прохождения ступеней так называемого «правосудия» в РФ, когда обжалуешь решение суда первой инстанции и при этом указываешь на конкретные правовые нормы, которые были им не учтены, проигнорированы или преступлены, напоминает идиотскую игру по известным правилам: «Ты им про Ерёму, а они тебе – про Фому». На все доводы приводятся возражения, никак с ними не сопрягаемые. Я дошёл в своих обжалованиях до Председателя Верховного Суда, который пока мне ещё не ответил, но пример всех предыдущих отписок (Уполномоченный по правам человека В.П. Лукин и чеченский президент Р.А. Кадыров просто не удостоили меня ответом) лишь продемонстрировал мне издевательскую изворотливость всяких судейских «писак и бумагомарак», как их окрестил А.С. Пушкин в своём романе «Дубровский». Если кого-то заинтересует эта судейская галиматья, напоминающая театр абсурда, могу предоставить для ознакомления мою переписку. Но только предупреждаю, что для того, чтобы хоть что-то понять из «наукообразного» судейского языка, надо иметь представление о предмете или сталкиваться с чем-то подобным на практике (желательно личной).

Многочисленные факты самоуправства, превышения служебных полномочий и даже сокрытия документа одним из сотрудников администрации колонии (документ был передан от казаков из Обнинска и Малоярославца О.В. Ивотиной для суда по моему УДО), не расследуются даже при наличии моего письменного обращения. И чего здесь больше, непрофессионализма тех, кто расследовать должен, или непробиваемости круговой поруки надзирателей, мне трудно определить. По самоуправству сотрудников колонии я обращался и начальнику колонии Ю.А. Бабаскину, и в Калужский районный и областной суд, и в прокуратуру – но результат везде одинаков: либо мне заявляют, что моего заявления и в глаза не видели, либо отвечают так, что остаёшься без ответа… Кому будет любопытно, готов предоставить и такую переписку.

Предпоследнее моё перед выходом на свободу заявление в Калужский облсуд дежурным помощником начальника колонии Э.В. Акимушиным было передано вышеупомянутому оперработнику А.В. Калиброву и тот его благополучно добавил к когда-то изъятым у меня дневниковым записям, наплевав на пункт 30 Приказа Минюста РФ от 29.06.2012 г. за № 125, которым запрещено подвергать такую корреспонденцию вскрытию, цензуре и задержке в отправке адресату.

Не могу обойти словами благодарности так называемую «медслужбу» колонии в составе фельдшера Малышевой Н.Ю. и её помощницы. Кратко качество предоставляемой зэкам «медицины» распознаётся в кличке, данной осуждёнными Наталье Юрьевне – «Доктор Смерть». Её любимым ответом на жалобы является: «Дома будете лечиться!». Не знаю, насколько такое понимание Доктором Смертью своих обязанностей связано с двумя смертями заключённых, произошедшими в течение моего срока пребывания в колонии, но что я только успев выйти на свободу уже бегаю по врачам – так это точно. Как, впрочем, она и советовала. Впечатление от «колониальной медицины»: назначение двух медработников заключается не в оказании медпомощи, а в создании «обоснованного с медицинской точки зрения» барьера на получение зэками врачебной помощи. Если возникнет желание убедиться в моих словах, я могу назвать несколько фамилий арестантов, которые на себе ощутили «заботу» Доктора Смерти и её помощницы и надолго сохранят о такой заботе «горячие» воспоминания. Ведь если арестант позволит себе проявить упорство в требовании оказать ему медпомощь, от колониальных эскулапов можно услышать и такое: «Я на вас рапорт напишу!» А за этим, естественно, ко вконец обнаглевшему больному следует вместо лечения применение наказания, чему я знаю конкретный пример.

В своё время я был в числе тех 3-х человек, с которых в нашей Калужской области в 1991 г. началось казачье возрожденческое движение. Спустя 21 год я оказался первым казаком в области, получившим реальный срок заключения именно за свою казачью деятельность – издание общероссийской казачьей газеты. Никакой вины я за собой не признаю, но вижу, что очень сильно провинился перед властью тем, что в газете писал исключительно «горькую правду», а не «сладкую ложь», ей угодную. И именно поэтому я кроме срока заключения получил ещё и дополнительное наказание – 3-летний запрет на участие в издании и выпуске средств массовой информации. Однако затыканием рта никогда и никто не добивался лечения социальных язв, которые постоянно вскрываются и кровоточат то в Кондопоге, то в Сагре, то в Крымске, то в Кущёвке, то в Зелонокумске, то в Удомле, то в Пугачёве…