Сравнив себя с Николаем Вторым, Путин совершил большую ошибку

На своей недавней встрече с литераторами Путин, отвечая на вопросы о судьбе людей, обвиняемых в рамках следствия по событиям на Болотной площади в прошлом году, заметил: «Если кому-то будет позволено нарушать этот закон, срывать погоны с полиции, бить в лицо, еще что-то, мы можем столкнуться с такими же проблемами, с которыми столкнулись в 1917 году».

По сути, понятно, что он имел в виду. События на Болотной площади 6 мая 2012 года были сознательно организованными массовыми беспорядками. К сожалению, власть стесняется открыто сказать, что эти беспорядки были организованы в рамках попытки осуществления государственного переворота. А стесняется она этого потому, что тогда нужно будет привлекать к ответственности уже не случайно попавших в водоворот и натворивших глупости мальчишек, а людей, входящих в высшие эшелоны страны, в том числе занимающих места в правительстве. И на это она не готова.

Тем не менее, по сути сказанного все просто. Народ имеет право на восстание. Правда, именно что народ, а не выдающие себя за него манипулируемые элитными кланами марионетки. Власть, в свою очередь, имеет обязанность подавлять мятежи. Она, в частности, именно для этого и существует. Организующие переворот пытаются уничтожить существующую власть и сами стать властью; власть пытается уничтожить тех, кто пытается уничтожить ее. Все сугубо функционально.

Так что в этом отношении и применительно к конкретной ситуации Путин все сказал правильно, вот только образы и сравнения использовал неудачные. Лучше бы сказал не про 1917 год, а про 1991-й: было бы и ближе к действительности, и убедительнее, и бесспорнее.

Что касается 1917 года, то надо понимать, что проблемы вообще обычно бывают не от того, что «кому-то позволяется кидать тяжелыми и легкими предметами в полицейских», а от неумения власти управлять страной и решать проблемы. Вот когда проблемы есть, а власть их не решает – тогда люди и начинают срывать с полицейских погоны и не только кидать в них какими-либо предметами, но даже стрелять.

К 1917 году в России назрели и требовали немедленного решения три фундаментальные проблемы: агарный вопрос, рабочий вопрос, национальный вопрос. Плюс продолжалась нелепая и ненужная России война, в ходе которой российская власть приносила народ в жертву интересам своих зарубежных друзей. Причем друзей очень сомнительных, все время искавших, с одной стороны, возможность использовать потенциал России в своих целях, с другой – обмануть не только ее народ, но и ее власть, ибо никто никакие обязательства перед Россией выполнять не собирался. И не надо забывать, что соглашение о будущем разделе России ее союзники заключили еще тогда, когда она даже еще не начала переговоры в Брест-Литовске.

Но и без этого то, что вышеназванные три проблемы имеют место быть, было понятно каждому вменяемому человеку. Собственно, именно их и пытался разрешить Столыпин. И не смог. Почему – отдельная тема.

Власть не могла решить существующие проблемы и поэтому должна была быть сменена. Полиция пыталась власть защитить, в том числе и силой, и силой же ее сопротивление было сломлено.

Если власть не хочет, чтобы ее свергали, а в ее защитников бросали камни или делали еще чего похуже, – она должна решать задачи, решения которых от нее ждут, должна действовать в интересах народа, то есть большинства. Если народ будет за нее, она без труда справится с мятежниками, как это было и зимой-весной 2012 года. Народ, правда, не то чтобы ее очень любил и стоял за нее горой, но в предложенном ему выборе он стал на ее сторону и имел на это причины. В 1917 же году народ был против нее – и ее смели. Вспомним замечательное булгаковское «Народ не с нами – он против нас».

Власть не священна. Если она считает, что «всякая власть от бога», – пусть и ждет защиты от него. В свое время Мария-Терезия так боялась повторения событий Французской революции в своей империи, что сутками и неделями молилась в родовой усыпальнице, где хранился прах Габсбургов, и заставляла молиться своих детей, пока все они не заразились чумой и не умерли вместе с ней.

Если уж говорить о богах, то боги дают мандат на власть, боги его и отбирают. И глас народа, как известно, глас божий, если оперировать этими категориями. Но это интересная, только отдельная тема. Власть держится не на своей декларируемой священности, а ровно до тех пор, пока на ее существование согласен народ.

В 1917 году власть пала не потому, что терпела, когда в полицейских бросали камни. Она-то как раз не терпела, а вызвала войска. Только войска переходили на сторону народа, а казаки рубили жандармов. Власть была недееспособна, поэтому проблемы создавало не ее устранение, а ее существование. Ее устранение же, наоборот, эти проблемы решало.

И когда Путин в связи с той же Болотной площадью избирает в качестве негативного примера 1917 год, он в смысловом пространстве наносит ущерб и себе самому, и своей легитимности. Потому что если он говорит, что кидать камни в полицейских сегодняшней России – это то же самое, что кидать камни в царскую полицию, он тем самым говорит, то его власть и власть Николая Романова – это примерно одно и то же. Переносит на себя образы, с одной стороны, непопулярной, а с другой – слабой и проигравшей власти. Проигравшей не потому, то позволяла кидать камни в полицейских, а потому, что не умела и не могла решать проблемы страны.

И Путин вольно или невольно зачем-то сравнивает свою власть с царской властью, оторвавшейся от своего народа, не понимавшей его и лишившейся его поддержки. И приравнивает одно к другому.

Конечно, можно с помощью СМИ уверять всех, как народ любил Николая II, как бурно развивалась при нем Россия, ни слова не говоря о том, что это легко опровергается. Ибо если все было так прекрасно, то встает вопрос: как же он сумел при такой любви и успехах прийти к столь масштабной катастрофе? В общем, надувать образ «всенародно любимого» царя просто нерационально, ибо нужно ломать давно сложившееся по его поводу общественное мнение, в то время как сила Путина до сих пор была именно в том, чтобы опираться на существующее мнение и существующие в обществе ожидания.

Тем более что образ Октябрьской революции в обществе намного более притягателен, чем образ как минимум неудачливого (а на деле – глупого и слабовольного) Николая II. Вообще связывать себя нужно с тем, что притягательно, а не с тем, что отвергаемо; с тем, что обладает образом успеха и победы, а не образом неудачи и поражения.

Дореволюционная царская власть начала ХХ века – это то, против чего выступил народ. Путин – это то, что на сегодня народ пока поддерживает. Нелепо увязывать свой образ с образом, который в свое время был лишен народной поддержки.

Использовав данный образ 1917 года в качестве негативного, противопоставив его себе, Путин не только противопоставил этому образу себя, но и сделал шаг к тому, чтобы отдать популярный образ своим противникам. Общеизвестная социология: случись сегодня события 1917 года, треть общества пошла бы за большевиками, 7-8% боролись бы против них, остальные переждали или уехали бы за рубеж.

Если рассматривать события мая 2012 года с точки зрения того, что это есть нечто родственное 1917 году, – значит, люди, находящиеся в заключении по этому делу, – не хулиганы и экстремисты, а герои-большевики, борцы за народную свободу. И те, кто хотел бы быть в числе большевиков, сегодня должны идти к Навальному. (Настоящие большевики давно бы расстреляли Навального, но это уже другой вопрос.) По словам Путина получается, что кидать камни в полицейских – это нечто вроде борьбы за народное счастье, некая возможность встать в один ряд с теми, о ком пелось: «Вы жертвою пали в борьбе роковой, Любви беззаветной к народу, Вы отдали все, что могли, за него, За честь его, жизнь и свободу!» А вот выйти против «болотного переворота», защищая Путина, – это получается нечто вроде того, как быть «кровавым царским жандармом, душителем и вешателем». Тогда в поддержку «Болота» должны выступить треть страны, а против – 7-8%. К счастью, пока это не так.

По-хорошему, тех, кто посоветовал Путину заявить подобное, нужно увольнять с должностей его советников. Равно как и тех, кто искажает его представления о существующих в обществе соотношениях симпатий и антипатий к тому или иному историческому событию.

Вообще-то Путин – умный человек. Вот только умный человек должен понять, что образ 1917 года лучше иметь за своей спиной, чем перед собой в качестве своего противника.