Инородцы земли Сибирской

Колонизация и освоение русскими Сибири проходили многотрудно, долго, жестоко и... потешно.

Посланники Российской империи обнаружили на необъятных территориях "за Камнем" племена первобытно-общинного строя. И порой ассимиляции подвергались не жители каменного века, а русские пришельцы.

20 апреля 1843 года российское Министерство государственных имуществ выпустило Указ об организации переселения крестьян в связи с освоением Сибири. Да, были проекты переселения за Урал и раньше, но этот указ особенный - он подвиг приличный люд добровольно поехать туда на ПМЖ. А всё потому, что теперь государство обещало материальную помощь переселенцам - и подъёмные, и освобождение от налогов, и немалые земельные наделы. А начиналось освоение Сибири трагически, сначала там из русских оказались шайки беглых да поселения каторжан.

Первым известным опытом разведки тех земель считается поход атамана Ермака с волжскими казаками в конце XVI века. Их рассказы о землице Сибирской, омываемой морем-окияном, современники назвали "скасками". Например, об Аляске - острове "зубатых" (эскимосов), не зная, что она - часть Америки. Но бедный трудовой люд России увидел "за Камнем", так называли Урал, избавление от гнёта и нужды. За ними потянулись на "соболиные места" звероловы, промышленники и торговцы. Выгоду почуяло и государство - казна отощала, а в Сибири кроме ценной пушнины предполагалось найти полезные ископаемые на необъятных просторах, в том числе - серебро и золото. Да и приближение к восточным пределам означало налаживание выгодной торговли с Китаем, Индией. Так Сибирь оказалась жизненно нужна всем, от нищего до императора.

"Воры", "душегубы" и "тати" бежали туда сами, а пашенные крестьяне и казённые ремесленники отправлялись царями для обеспечения служилого люда провизией и утварью. В то же время, куда ж ещё было выпроваживать подальше от центра государства уголовников и политических преступников - в Сибирь. В 1586 году в Тобольске даже учредили Разбойничий приказ, занимавшийся ссылкой в новый край беглых крестьян, уголовных преступников и бунтовщиков. А в Соборном уложении 1649 года ссылка в Сибирь уже значится как самостоятельный вид наказания, а уж после отмены смертной казни Елизаветой Петровной в 1753 году, каторжники пошли туда большими этапами. Причём, ссылка в Сибирь была бессрочной, то есть, пожизненной. Население Сибири пополнялось и военно-служилым сословием - для удержания территории. Вместе с ними - строители и священники. Кстати, староверы большей частью туда попали тоже не по своей воле - их "направляли" подальше с глаз. Приток ссыльных не оскуднел и в XVIII веке, зато полицейский контроль государства перекрыл все нелегальные лазейки в Сибирь, теперь переселение крестьян и ремесленников шло по "указу" и по "прибору". Русские люди занялись там землепашеством, а также приобщились к местному скотоводству - держали оленей, овец, местных неприхотливых коров, пользовались собачьими упряжками. Но эффективность освоения Сибири была низкой - не все добропорядочные крестьяне даже добирались до неё, а добравшиеся бедствовали и болели.

Публицист Николай Ядринцев в XIX веке написал: "Русские попеременно эксплуатировали сибирские богатства: соболя, руды металлов, золото, пашни, леса, теперь уголь, алюминий, нефть и газ, доводя их до сильного истощения, и даже не пытаясь создать комплексное хозяйство. С одной стороны, у русских не было желания так делать. С другой стороны, у них не было опыта, а смотреть на достижения местных народов они не хотели". Надо признать, русские эксплуатировали не только недра и леса, но и жителей новых территорий - их Россия обложила ясаком, налогом, но сборщики ясака почувствовали себя "за Камнем" как в недоступном закону месте, они лютовали и бесчинствовали.

Дело переменил указ от 20 апреля 1843 года Министерств государственных имуществ, по нему крестьянам-переселенцам выдавали безвозвратную денежную ссуду, помогали обзавестись орудиями труда, скотом, их освобождали на 8 лет от податей и повинностей, слагали недоимки по прежнему местожительству, предоставляли по 15 десятин земли на душу и не призывали в армию. На таких условиях в неведомые земли за несколько лет отправились около 100 000 человек. И что же они там увидели кроме затяжной зимы, рыбного изобилия, невиданных морских животных и таёжных опасностей? Они увидели множество разных неизвестных им прежде народов - вогулов, юкагиров, ханты, манси, якутов, остяков, чукчей, телеутов, бурятов, дауров, дючеров, енисейских киргизов... Русские застали их на различных стадиях патриархально-родовых отношений, у некоторых были рабы, а у юкагиров, коряков, чукчей, эскимосов и ительменов был первобытно-общинный строй.Предки некоторых из этих народов некогда были на довольно высоком уровне развития, снижение произошло в результате жестоких иноземных вторжений, межродовых распрей и отсутствия устойчивых связей с центрами мировой цивилизации.

Приведём свидетельства русских переселенцев той поры об инородцах - так пришлые называли коренное население Сибири. Одно из таких - в книге составителя Рощевской "Тобольский Север глазами политических ссыльных XIX–начала XX века". "Остяки часто ходят даже в жестокие зимние морозы без шапки, в летних кафтанах с открытою голою грудью... Многие остяки для предохранения глаз от слишком яркого зимнего света носят самодельные очки, состоящие из медных или железных кружков, связанных между собой верёвочкой. В центре каждого кружка просверлена маленькая дырочка, через которую и смотрят. Насколько подобные очки достигают цели, не знаем, но у большинства остяков глаза постоянно болят и гноятся... Летняя обувь – чулки из грубой замши, называемые "неговаи", чаще же всего ходят босиком... Рыбу употребляют во всех видах, начиная с сырой, только что пойманной... сургутяне (давние русские переселенцы, прим. М.С.) с величайшим аппетитом едят такую дрянь, которую в других местах никто не станет и пробовать... Остяк ещё менее требователен и менее брезглив, нежели его русские соседи – этот уже прямо, без стеснения ест всё, что попадёт под руку, выброшенную ли гнилую рыбину или валяющуюся в лесу падаль какую-нибудь, и не только сам ест падаль, но как крайне любезный и гостеприимный хозяин ею же угощает и гостей. Остяки едят также мясо почти всех зверей и птиц, которых убивают во время промысла... Предки современных сургутян, конечно, были знакомы с многими работами и ремёслами, о которых в настоящее время утратилось всякое представление ...теперешний сургутянин не умеет распиливать бревна на доски и даже для этой более чем нехитрой работы приглашает к себе посторонних людей. Он едва-едва в состоянии кое-как оболванить топором кусок осины и придать ему форму чашки. Когда-то он, сургутянин, умел ткать полотна и сукна, чувствовал потребность в хороших грунтовых дорогах и ездил по ним, был знаком с употреблением телег и проч. Когда мы уезжали из Сургута, нас многие знакомые просили прислать "то, на чем хлеб растет", т. е. хлебных колосьев. "Всю жизнь хлеб едим, – говорили они, – а не знаем, из чего он делается!".

Русский пришелец, перезабывши всё, что знал когда-то, ничему не научил остяка, да и сам тоже ничему не научился за триста лет своей жизни в этом крае. В Сургутском крае, как рыболовном, потребляется большое количество смолы и дёгтя, нужных для смоления лодок, снастей и т.п. При таком обилии леса гонка смолы и дёгтя почти ничего не стоила бы населению, но никто из местных жителей не умеет гнать дёготь, и рыбаки покупают, по рублю и дороже за ведро, привозной из Самарова, где этим занимаются крестьяне. И нельзя сказать, чтобы население не сознавало всей выгоды домашнего производства – сургутяне хорошо рассчитывают, но все дело разбивается об их невежество, лень и инертность".

Обратная ситуация была у манси, на рубеже XVIII-XIX веков исследователи оставили записки: "они, будучи греко-российского вероисповедания, женятся по большей части на девках русских крестьян, отчего столько переменились, что ничего отменнаго от русских крестьян не имеют, почему не все уже могут говорить и по-вогульски и российский язык все преимущественно употребляют, также в одежде, строении домов и во всём хозяйстве не видно никакого от русских крестьян отличия...". Манси стали строить бревенчатые прямоугольные юрты с плоской крышей, пристраивали к ним сени и крыльцо, для домашних вещей и продуктов ставили амбар. Но на Верхней Вишере сохранялись мансийские становья с традиционным образом жизни: поселения без планировки из юрт, а юрты-землянки без окон, потолка, напольного настила, с открытыми очагами-чувалами на камнях. Примечательно - почти всю одежду манси шили из оленьих шкур, а пушнину почти не использовали. Они умели ткать из покупных льняных ниток или из самодельных крапивных, летнюю женскую одежду расшивали бисером. Они любили кольца, в фольклорных сюжетах с их помощью находят клады.

Эвенки к тому времени оякутились. Руские описывали такой обычай: при тяжёлых родах повивальные бабки развязывали все узлы в хозяйстве, если были замки - размыкали их. И зачастую роженице это помогало... С якутами очень сдружились пришлые казаки: местные одалживали им каяки, помогали в охоте и рыболовстве, а казаки оставляли в длительное пользование якутам свой скот, когда отлучались. Стали привычны браки казаков и туземок. Неплохо жили телеуты - русское название тенгутов или теленгетов. Они охотились верхом и на лыжах, имели пасеки, ткали, обрабатывали металл и дерево. Что мало подходило для общей жизни с русскими - их жилище делилось на мужскую и женскую части и до 1920-ых годов практиковались браки взрослых девушек с 10-12-летними мальчиками.

Коряки часто селились по берегам рек, в устьях и на морском побережье. Они жили в полуземлянках, а переносным жилищем оленных коряков была яранга. Береговые коряки ели рыбу и морских животных, а оленные - оленей, кору ивы и морскую капусту. В XVIII веке появились покупные продукты - хлеб, мука, сухари, рис, чай. Они стали варить муку на крови оленя или тюленя. Умерших сородичей они сжигали на костре вместе с его личными вещами, а также передаваемыми подарками для ранее умерших родственников. Русские узнали от коряков игру на варгане и круглом бубне, об особом пении - горлохрипении на вдохе и выдохе.

В начале XIX века архангелогородский архимандрит Вениамин крестил ненцев, в их религии изменилось только то, что к почитаемым божествам прибавился Николай-угодник. Ему приносили в жертву оленя и мазали оленьим салом и кровью иконы с его изображением. Ненцы надевали свои меховые малицы на голое тело, всегда ходили с трубкой и огнивом. У них были особые священные олени белой масти, животным на боках выстригали знак солнца или изображения духов, уши и рога украшали красными лентами. Таких оленей не убивали и даже не впрягали в нарты. Юкагиры не разводили оленей, а охотились на диких, причём с первобытными орудиями. Исследователь Иохельсон рассказывает в "Предании о приходе русских к юкагирам": "Юкагиры были, с каменными топорами были, с костяными стрелами были, с ножами из рёберных костей были, с нартами нартенные были". Ительмены устраивали китовый и медвежий праздники для удачной охоты, главным был осенний праздник, когда они очищались, пролезая сквозь обручи из березовых прутьев. У них не было шаманов, такие обряды мог совершать любой, но чаще их доверяли старым женщинам. Бурятский быт во многом напоминал монгольский - кочевники, охотились, разводили скот, было примитивное земледелие. По Бурятской правде, нормам права, за убийство свободного человека уплачивалось 66 голов скота, за убийство раба 1 голова скота.

В XVIII веке чукчей было всего 8–9 тысяч человек. Они промышляли на море, держали оленей. Чукчи тогда ещё не вышли из каменного века, костяные, деревянные, каменные орудия они только начинали заменять железными, ограбив соседей. Казак Борис Кузнецкий находился в плену у чукчей в 1750-х, потом рассказал в "Показаниях о чукотской земле": "Предписанные чукчи главного командира над собою не имеют, а живёт всякой лутчей мужик со своими родниками собою и тех лутчих мужиков яко старшин признавают и почитают по тому только одному случаю, кто более имеет у себя оленей, но и их вменяют ни во что, для того ежели хотя за малое что осердятся, то и убить их до смерти готовы".