Белгородчина в составе Украинской Державы гетмана П.П. Скоропадского: оккупация или присоединение?

Гражданская война стала переломным этапом в жизни двух народов, как русского, так и украинского. Противоборство «красных» и «белых», развернувшееся на всей территории бывшей Российской империи, унесло миллионы человеческих жизней. Хотелось бы нам того или нет, но страна, называвшаяся прежде Российской империей, а позднее Советским Союзом, имела единую историю, и то, что случалось в Петрограде и Москве, мгновенно отзывалось в Киеве, и наоборот. Поэтому события, происходившие на Украине в 1918 г., по степени их влияния на общий ход послереволюционных процессов выходят далеко за рамки чисто украинской истории.

Белгородчина, входившая тогда в состав Курской и Воронежской губерний, неожиданно оказалась на демаркационной линии, разделившей Советскую Россию и независимую Украину, где в это время с помощью германских штыков к власти пришел гетман П.П. Скоропадский. Грайворонский, большая часть Белгородского и Обоянского, (включая нынешние Яковлевский и Ивнянский районы), несколько волостей Корочанского и Новооскольского уездов Курской губернии, а также часть Валуйского и Острогожского уездов, (включая нынешний Ровеньской район) Воронежской губернии, вместе с такими крупными уездными центрами, как Белгород, Валуйки и Грайворон оказались в составе Украинской державы: захваченные немецко-гайдамацкими бандами (взгляд Советов) или же очищенные от большевистского правления и присоединенные к Украине (точка зрения противоположной стороны). Как бы то ни было, но данная проблема изучена достаточно слабо и представляет немалый интерес с точки зрения специального исторического анализа, тем более сегодня, когда между двумя братскими народами, которые вот уже более 350 лет связаны общей исторической судьбой, вновь, как и в 1918 г., пролегла граница.

3 марта 1918 г. Советская Россия подписала Брест-Литовский мирный договор с Германией и ее союзниками. Статья VI этого соглашения обязывала Россию немедленно заключить мир с Украинской Народной Республикой и признать мирный договор между этим государством и державами Четверного союза. По условиям договора территория Украины незамедлительно очищалась «от русских войск и русской Красной гвардии». Но необозначенность каких-либо территориальных рамок оккупации в огромной полосе от Брест-Литовска до Черного моря, а также отсутствие границ между Украиной и РСФСР были использованы германским командованием для расширения своей военной экспансии на восток. После того как германские войска в качестве союзника правительства Центральной Рады заняли все местности, бесспорно относившиеся к Украине, они стали продвигаться дальше по направлению к Москве, занимая юго-западные и южные уезды Курской и Воронежской губерний.

В марте 1918 г. в связи с ликвидацией фронта и занятием Украины германскими войсками в волостях и селах Белгородского уезда встал вопрос о его самоопределении. По селам были посланы члены уездного и волостных Советов с докладами о присоединении к Великороссии или к Украине. «Крестьяне на многолюдных собраниях, а многолюдными в то время они были действительно, говорили, что нам необходимо присоединиться к Великороссии, так как на Украине еще нет полных завоеваний, а некоторые крестьяне иногда высказывались за присоединение к Украине, так как она богата хлебом, землей и прочее и там живется гораздо лучше». — Вспоминал позднее Е.Т. Латышев, тогдашний председатель Висловского волостного исполнительного комитета. — Тем временем, пока здесь, на местах, в частности по Висловской волости, судили, куда самоопределиться, немцы занимали города Украины, выгоняя красногвардейские отряды». В это же время по селам южной части Обоянского уезда (нынешние Ивнянский и Яковлевский районы) шли митинги и даже собирались подписи: за Украину или за Совет. Некоторые жители Корочанского уезда, побывавшие в конце марта в Харькове, рассказывали дома, что они уже видели в городе немецких солдат, вместе с которыми появились и гайдамаки, которых еще называют «жовтоблакитныками».

На основе большинства резолюций волостных Советов, профсоюзных организаций и уездного комитета партии, Белгородский Совет рабочих, солдатских и крестьянских депутатов 15 марта направил телеграмму во ВЦИК следующего содержания: «Принимая во внимание наличие экономической, культурной и политической связи Белгорода и уезда с Российской Советской Республикой, Белгородский Совет настаивает на присоединении Белгорода и его уезда к Российской Советской Республике». 20 марта из Курска во все Советы губернии была направлена телеграмма об организации добровольческих партизанских отрядов, которые должны стать на защиту рабоче-крестьянской власти, земли и свободы. «Мир подписан, но немецкая буржуазия не подчиняется договору и занимает город за городом, губернию за губернией. Все, кому дороги интересы трудового революционного народа, идите под красные знамена освобождения из-под капиталистов и помещиков, власть которых возвратят германцы». Записавшимся добровольцам было положено жалованье: военным специалистам — 200 руб., кавалеристам — 100 руб., пехотинцам — 50 руб. Денежная помощь оказывалась и семьям партизан. Каждый нетрудоспособный член семьи получал по 50 рублей, дети до 16 лет — по 20 рублей».

Во второй половине марта Висловский волостной исполнительный комитет получил телефонограмму об организации и направлении в распоряжение Военно-революционного комитета г. Белгорода отрядов из местных жителей для обороны уезда от немецко-гайдамацких войск, которые заняли Сумы и продвигаются к Бассам и Томаровке. Члены ВИКа двинулись по селам волости с воззванием к населению об организации отрядов, но хотя «сами представители ВИКа не знали зачем идет немец». Всего из Висловской волости в г. Белгород для отражения наступающего противника выступило около 200 человек.

Перед появлением германских войск в Белгород прибыли эшелоны с двигавшимися на восток чехословаками, которые отходили с боями и тем самым задерживали наступление германско-украинских частей, чем и заслужили перед русской революцией право на ношение оружия. Через Белгород на Купянск проследовало 18 эшелонов общей численностью около 20 тыс. чел. со своим оружием и имуществом. Вслед за чехословаками на станцию Белгород стали прибывать эшелоны с ревкомами, эвакуированными из Кременчуга, Конотопа, Сум и других городов Украины. Прибывавшие в город «красногвардейцы» не помогали в задержке наступавших германско-украинских частей, а наоборот, они «высматривали, где бы лучше поживиться и кого ограбить. Вагоны, груженные на станции, раскрывались и грабились, если груз был ценный». Словом, это были настоящие бандиты, разъезжавшие под видом красногвардейцев и беспощадно грабившие всех, кто не мог им сопротивляться.

Белгородский ревком для обороны города решил использовать воинские подразделения, которые прибыли сюда для борьбы с корниловскими частями еще в ноябре-декабре 1917 г. В конце марта их насчитывалось, чуть ли не два десятка эшелонов. Некоторые из них, правда, уже успели уехать из Белгорода. Представители ревкома, среди которых был и Полозков, выехали в Разумное, чтобы вернуть солдат назад для защиты Белгорода от немцев. Вскоре они поняли, что имеют дело с обычными дезертирами и мародерами. Вагоны их были доверху забиты награбленным добром.

На призывы Полозкова вернуться обратно солдаты поначалу согласились, но, как только их эшелоны вновь прибыли на станцию Белгород, у них опять начались споры: одни остаются, другие ничего не хотят слушать и собираются обратно. В итоге, организовать оборону силами этих частей не удалось. А когда к Белгороду начали подступать немцы, они стали грабить магазины в центре города: «Это был грабеж со стороны войска, — вспоминал спустя годы Полозков, — все эти эшелоны представляли из себя ничто иное, как банду, хотя на вагонах и было написано «Борцы за свободу» и т.д.» .

В такой ситуации устоять против германских войск и удержать город было практически невозможно. И, тем не менее, большевики не сдали город без боя. Даже в условиях полного развала старой армии, хаоса и неразберихи, которые царили весной 1918 г. в Курской губернии, в Белгороде нашелся человек, сумевший организовать небольшой отряд, в основном из крестьян Белгородского уезда, недавно возвратившихся из армии, и остановил дальнейшее продвижение германских войск в глубь губернии. Звали этого человека Михаил Епифанович Трунов. Без сомнения это была яркая самобытная личность, своего рода «белгородский Чапаев». Сам он был уроженцем села Мясоедово Белгородского уезда, из крестьян-бедняков. Служил в лейб-гвардии гусарском полку и после Октябрьской революции демобилизовался из армии в чине вахмистра. В январе 1918 г. он был избран Белгородским ревкомом на должность военного комиссара и коменданта города Белгорода. Местные крестьяне хорошо знали М.Е. Трунова, уважали его за честность, прямоту, храбрость и потому охотно пошли на призыв военкома записываться добровольцами в красную гвардию и в партизаны. Вскоре отряд Трунова насчитывал уже до 500 штыков, благодаря чему немцы и были задержаны на несколько дней под Томаровкой. При приближении германских войск к городу Белгородский ревком выехал в направлении Купянска. Первые бои начались в начале апреля. Защитники города окопались на западной его окраине. Попытка германских войск с ходу овладеть городом была успешно отражена Труновым. 3 апреля 1918 г. нарком иностранных дел В.Г. Чичерин в телеграмме Совету народных министров Украины и Министерству иностранных дел Германии сообщил, что «украинско-германские войска вошли в пределы Курской губернии», он выражал протест против занятия российской территории: «Даже согласно одностороннему заявлению украинской делегации, — подчеркивалось в ней, — Курская губерния находится за пределами границ Украинской Народной Республики».

8 апреля германские части вошли в Харьков, в последующие дни бои вновь развернулись на подступах к Белгороду. Немцы подбросили подкрепления и усилили артиллерийский огонь. К этому времени в отряде Трунова оставалось не более двадцати красногвардейцев: одни, получив обмундирование и оружие, ушли домой, другие, увидев приближающиеся регулярные германские части, бросили свои позиции и спешно покинули город. Чтобы не оказаться в окружении и сохранить хоть какие-то силы для дальнейшего сопротивления, Трунов отдал приказ об отступлении. В это время из штаба В.А. Антонова-Овсеенко, главкома «армиями» Советской Украины, сообщали следующее: «10 апреля наши войска продолжили отход на восток, обороняясь от наседавших масс противника. Особенно упорно наседал противник на Белгород. Предместья его дважды переходили из рук в руки. Огнем артиллерии немцы зажгли город».

Янсон, охранявший оружие на винном складе, не получив никаких указаний о дальнейших действиях, поджег его склад, где хранилось небольшое количество винтовок и бомб, но зато находилось до 30 тыс. пудов сахара, который после пожара был частью разграблен, а большая его часть была захвачена немцами . Житель Белгорода и очевидец этих событий, машинист Коваленко позднее так вспоминал о вступлении германских войск в город: «Немцы появляются в Белгороде из-за кладбища, они там построили окопы и, не громя Белгород, выбили большевиков, которые отступали под обстрелами артиллерии через Волчанский мост». К моменту занятия Белгорода немецкими частями все исправные паровозы уже были эвакуированы в Курск начальником станции Щепановым. По просьбе рабочих депо в Белгороде было оставлено лишь несколько вагонов с «буржуазным имуществом» для разграбления.

М.Е. Трунов через несколько дней прибыл в Курск, где был назначен на должность командующего Белгородским участком фронта. В то время только быстрые и решительные меры могли предотвратить дальнейшее продвижение германско-украинских войск к Курску. Для этого в Прохоровке был создан общий штаб, который объединил разрозненные партизанские отряды, действовавшие на Белгородском направлении. Трунов накапливал силы, чтобы в ближайшие дни нанести по германцам мощный контрудар.

11 апреля 1918 г. Корочанский уездный съезд Советов, «ввиду острого момента, вызванного наступлением гайдамацких и немецких банд, уже взявших Белгород», прервал свою работу и постановил немедленно заняться организацией добровольческих боевых дружин из сознательных граждан для защиты революции от натиска гайдамаков и немцев. В эти дни реквизиционная комиссия в экстренном порядке продолжала конфискацию капитала в Корочанском уезде и в городе Короче «где найдет нужным», чтобы удовлетворить красногвардейцев жалованьем за март месяц. А 13 апреля Корочанский уездный Совет народных комиссаров постановил вывезти сахар, продукты первой необходимости, живой и мертвый инвентарь и все ценные предметы ввиду угрожающей близости немецких отрядов, находящихся в Белгороде.

Восточнее Белгорода немцы заняли Шебекино и ряд прилегающих к нему сел, с этого же направления они вклинились в пределы Корочанского уезда, захватив ряд сел Неклюдовской, Купинской и Зимовеньской волостей. «Свое вторжение они мотивировали тем, что в тех местах проживает много украинского населения, и что они по просьбе Центральной рады его защищают, — вспоминал современник событий, житель г. Корочи А. Мильский. — На самом деле причина была в другом. В Купинской волости, близ села Ржевка, был сахарный завод, а севернее, в ряде сел Купинской волости находились его свекловичные плантации. Вот их надо было захватить. Кстати, в этих местах только Ржевка была с украинским населением, а остальные села — русским. Следовательно, немцы захватили ряд сел, руководствуясь не национальным признаком, а экономической необходимостью. Ведь завод может работать только при наличии у него сахарной свеклы, а она растет в русских селах. Вот эти села немцы и захватили». В деревне Купино германские войска остановились. Севернее ее и вплотную к ней прилегало село Репное, в нем уже был местный партизанский отряд, но он был малочисленен, плохо вооружен, поэтому значительной боевой ценности не имел, но все-таки защищал село от налетов гайдамаков, «ведь гайдамаки шли не воевать, а грабить, поэтому при малейшем вооруженном сопротивлении со стороны партизан они, не вступая в бой, отходили».

Необходимо отметить, что словом «партизан» тогда называли всех тех, кто с оружием в руках защищал советскую власть и боролся с ее врагами. Военная организация в партизанских отрядах была произвольная, командир избирался, и многие такие отряды действовали только в своем населенном пункте.

В те дни немецко-гайдамацкие войска находились всего в 35—40 км от г. Корочи. Как только в Короче стало известно о захвате германцами Белгорода, часть жителей стала открыто выражать свое недовольство советской властью. Они саботировали все проводимые ею мероприятия, расхваливали «образцовые» порядки, установленные немцами в Белгороде, и, наконец, стали открыто призывать к свержению советской власти. И вот 22 апреля 1918 г. в Короче вспыхнул антибольшевистский мятеж, в результате которого мятежники захватили власть в городе. Однако спустя всего несколько дней, 27 апреля, Донецкий красногвардейский отряд «Молния» под командованием М.А. Кабанова подавил мятеж и восстановил власть большевиков в Короче. В момент подавления мятежа некоторые лица из числа местных жителей были арестованы кабановцами. Аресты встревожили и насторожили корочанцев. Многие из них стали покидать Корочу. Уходили, конечно, в места, занятые германско-гайдамацкими войсками. Самым удобным путем для беглецов стала дорога, идущая на г. Волчанск Харьковской губернии.

Вообще, сплошной линии расположения войск тогда не было, как с одной, так и с другой стороны. Небольшие гарнизоны находились, главным образом, в селах на основных направлениях, а в селах в стороне от этих направлений военных контингентов не было. Туда только периодически заскакивали конные разъезды, да и то только в светлое время суток. На белгородском направлении, например, немцы располагались в пригородном селе Старый город, а в селе Игуменка, что в 15 километрах северо-восточнее Белгорода, уже действовал местный партизанский отряд. На волчанском направлении немцы располагались в деревне Купино, а в прилагающем селе Репное находились красные партизаны. Недалеко от Репного и Купино преодолевалась демаркационная линия, которая будет установлена в начале мая 1918 г. Здесь переходили на сторону большевиков и Советской власти, а западнее села Зимовеньки — на территорию, где находились германско-украинские войска. Переход проходил легко и безопасно, боев в этом районе не было, каждая из сторон относилась друг к другу просто настороженно.

Иначе, чем в Белгороде, складывалась обстановка в Грайворонском уезде. Здесь еще не был организован самостоятельный комитет РСДРП(б), а было только лишь несколько членов партии большевиков. Уездный исполнительный комитет, избранный в декабре 1917 г., состоял исключительно из членов партии эсеров. В момент приближения германско- украинских войск к границам Грайворонского уезда уисполком вынес следующее постановление: «Ввиду того, что неизвестно куда будет присоединен г. Грайворон, к Украине или будет оставаться за Россией, поэтому вооруженное сопротивление не оказывать, а держать нейтралитет». После этого постановления помещение уисполкома было заперто на замок, затем ключ вручили одному из эсеров П.С. Лохвицкому, а члены уисполкома во главе с председателем P.P. Сумским разъехались по домам. Более того, «уисполком вместо того, чтобы сделать какое-либо сопротивление, наоборот, решил пригласить немецкие войска, которые находились в Богодухове». Для этой цели в г. Богодухов Харьковской губернии была командирована делегация от уисполкома, земской и городской управ во главе с эсером Лохвицким. Они переговорили с немецким комендантом, и в результате уже на третий день г. Грайворон был занят отрядом гайдамаков в числе 36 человек без всякого сопротивления. В это же время в Грайворон прибыл и комиссар украинской Центральной рады полковник Чебай. Находившийся всецело в распоряжении уисполкома отряд красногвардейцев в количестве около 200 чел. разбежался, оставив винтовки, четыре пулемета и до 3 тыс. патронов.

4—5 апреля 1918 г. самоликвидировался и Совдеп в слободе Борисовке Грайворонского уезда. Эсер П. Любенко, являющийся одновременно членом Грайворонского уисполкома, поехал в Богодухов с хлебом-солью встречать немцев, как избавителей от большевистского зла, и просить их прибыть в Борисовку, но в тот момент немцы туда не пришли. В слободе начали говорить об украинской Центральной раде, и на одном из митингов Любенко сказал так: «Теперь, паны, все що нам треба, все наше, и власть. Буде вже в Борicовцi большакувать». Вскоре пришли гайдамаки, комиссаром Центральной рады был назначен Котельников, бывший офицер. Затем приехал карательный гайдамацкий отряд, среди населения начались аресты и обыски, большей частью сопровождаемые грабежами, на что население начало смотреть с недовольством. Дальше была тюрьма.

В марте 1918 г. до жителей села Красная Яруга Грайворонского уезда стали доходить слухи о вторжении на территорию Советской России германских войск. Газет к тому времени не было, телеграф не работал, железнодорожное движение также приостановилось, поэтому проверить в действительность этих слухов не представлялось возможным. В таком неведении жители Красно-Яружской волости оставались до тех пор, пока немцы не подошли

вплотную к территории волости. 22 марта 1918 г. (по ст. ст.) на заседании волревкома было решено послать в разведку по направлению станции Харитоненко. На другой день посланная разведка возвратилась и сообщила, что идут настоящие немцы, а не переодетые белогвардейцы, регулярные германские части приближаются к станции Харитоненко и находятся в 15 верстах от Красной Яруги. На экстренном заседании волремкома было решено не оказывать сопротивления немцам ввиду того, что оружия в распоряжении не было, а затребованные из Грайворона 50 штук винтовок еще не были получены. «24 марта (ст. ст.) 1918 года немцы вступили в с. Красную Яругу, без всякого со стороны населения сопротивления»21.

Вслед за немецкой пехотой в село прибыла и немецкая артиллерия, которая расположилась возле сахарного завода и начала обстреливать курсирующие между станциями Свекловичная и Готня большевистские бронепоезда, которые были вынуждены отойти к станции Готня. Затем целый день, 24 марта (ст. ст.), немцы обстреливали ее и оттесняли большевистские бронепоезда все дальше по направлению к Белгороду. Но ружейной и пулеметной перестрелки не было. Отступающие большевистские части успели захватить с собой с экономии Харитоненко 200 волов, 40 лошадей и несколько вагонов сахара.

В это же время немецко-гайдамацкие войска подошли и к границам Обоянского уезда. Оставшиеся отряды революционных матросов, которые совсем недавно разгромили в этих местах прорывавшиеся на Дон корниловские части, пришли с ними в соприкосновение. Каждую ночь они ухитрялись снимать с поста на Яковлевском мосту немецких часовых. Тоже самое происходило и в Погореловке Красненской волости. В отместку немцы обстреляли Погореловку и ночным налетом захватили и перебили во дворе часть матросов. Возле кургана они наткнулись на группу «братвы» до 60 человек, беспечно расположившихся здесь, и всех перестреляли.

Производя глубокую разведку, немцы неуклонно продвигались к Обояни. 22 апреля 1918 г. в разведывательной сводке штаба войск Западной завесы Высшему Военному Совету сообщалось: «Противником заняты деревни Ракитное и Томаровка. По сведениям, противник большими силами двигается на Суджу и Готню. По только что полученным сведениям противник большими силами перешел в наступление по шоссе на Обоянь…». К 23 апреля германско-украинские войска заняли деревни Красное, Яковлево, Лучки, Сажное, станцию Беломестное, все пункты на 25 верст севернее Белгорода. Вскоре передовые части заняли Обоянь и Ржаву. Вот как описывали современники занятие Обояни передовым германским отрядом: «День был солнечный. В природе чувствовалась весна, а на душе сгущались черные мысли. «Немцы идут…» —- так слышалось в полушепоте толпы, собравшейся возле народной больницы. Синие шинели подошли, вооруженные до зубов, гордые и надменные и, мало обращая внимания на окружающих, пошли в город. Их встретила пресловутая белогвардейская охрана с белыми повязками, организованная Скрипченко, в числе коей находился бывший комиссар эсер Сергеев, а в городской управе — знать города с сервированным Синчею, Королем, Филиппенкой и др. на 200 персон обедом. В земской управе их встретил с только что полученным от Скрипченко свежим мандатом комиссар эсер И.В. Бочаров. Немцы расставили пулеметы и караулы. Пообедали за городским столом, выпили тост за кайзера, отдохнули и утром в пятницу ушли. Растерянные купчики не знали что делать и никак не могли понять, почему немцу не понравилась Обоянь, но Скрипченко, Яныпин и К°, отправившись к нему, сумели ему доказать, что Обоянь — украинский город, указав на пять-шесть украинских фамилий (Синча, Николаенко, Мирошниченко, Андрейченко-цыган), сослались даже на существовавший в это время кружок сцены, именовавшийся «Спилкой», на ряд сел, будто бы чисто украинских, находящихся севернее Обояни, на договоры с Украиной и на свою полную лояльность к ним» . И вскоре германские части вновь вошли в Обоянь.

Однако к этому времени М.Е. Трунову, командовавшему Белгородским участком фронта, удалось собрать в один кулак разрозненные партизанские отряды, установить в них, хотя бы на время, жесткую военную дисциплину и нанести германским войскам чувствительный удар там, где противник меньше всего этого ожидал. Сводные отряды Трунова основными силами ударили на Обоянь и с ходу овладели городом. Современники так вспоминали об этом: •…А утром с Казацкого и Пушкарского поля тов. Громов, этот смелый партизан, начал крыть и кстить Обоянь артиллерией. И в течение дня немцы не знали, где нагреть место. Было брошено около тысячи снарядов. Видя, что «украинцы» расхорохорились, немцы подмазали пятки и ушли через Павловку назад. За ними наспех поехали все, кто уже «оченно» приблизился к немцу или кто уже слишком ненавидел советскую власть» . В разведывательной сводке из штаба войск Западной завесы в Высший Военный Совет от 27 апреля 1918 г. значилось следующее: «…Курский район, Белгородское направление. Противник занимает Прохоровку, сила его в этом направлении примерно 2 500 пехоты, 900 кавалеристов, 6 легких и 2 мортирных орудия. Обоянь в наших руках».

После взятия Обояни партизаны Трунова повернули на Белгород и повели успешное наступление. За короткое время немцы были оттеснены до станции Сажное. Как вспоминал очевидец тех событий, «это наступление продолжалось бы успешно, но так как это был канун пасхальный, и попы зазвонили в деревнях, партизаны и красногвардейцы остановились, решили ввиду праздника дальше не наступать, отпраздновать пасху дома, а после праздника собраться и продолжать дальше наступление». Трунов вместе со своим штабом перебрался на станцию Беленихино.

Из оперативной сводки штаба войск Западной завесы от 2 мая 1918 г.: «…на обоянском направлении идет преследование противника. В селе Яковлево обнаружено 400 [чел.] немецкой пехоты при 2 орудиях и один бронированный автомобиль. На белгородском направлении бронированный поезд обстреливает деревню Шопино, где обнаружено 2 орудия и незначительное количество пехоты». К 5—6 мая 1918 г. на белгородском направлении бои красных партизан Трунова с германцами шли на линии деревень Покровское, Прохоровка, Тетеревино, была обстреляна и сожжена деревянная станция Сажное. Партизаны подошли к деревне Яковлево в 30 км от Белгорода, но здесь Трунов вынужден был отдать приказ о прекращении дальнейших боевых действий, так как начались мирные переговоры с немецким командованием, а вскоре был подписан договор об установлении демаркационной линии.

Однако заключение перемирия между германско-украинскими частями и красногвардейцами стало возможным благодаря не столько успешным военным действиям местных партизанских отрядов (наспех организованные добровольческие отряды из жителей местных деревень вряд ли могли на протяжении длительного времени сколько-нибудь успешно противостоять хорошо обученным, дисциплинированным, вооруженным артиллерией, аэропланами, броневиками и т.д. германским частям), сколько тому, что большевистское правительство, оказавшееся в критической ситуации в конце апреля 1918 г., пошло на дальнейшие уступки Германии, чтобы сохранить в силе Брест-Литовский мирный договор и не допустить дальнейшего продвижения германских войск в глубь Советской России. В радиограмме В.Г. Чичерина, направленной в Берлин 26 апреля 1918 г. сообщалось следующее:«Если же германское правительство считает ныне уже невозможным поддерживать условия ратифицированного обоими государствами Мирного договора, то представляется безусловно необходимым со всей точностью выяснить, каковы те новые требования, во имя которых Германское правительство направляет украинские, финляндские и немецкие войска против Российской Советской Республики…». Видя готовность руководителей Советской России идти на новые уступки, германское правительство санкционировало переговоры Центральной Рады с большевиками. Из Киева было получено согласие прислать свою делегацию в Курск. Советские парламентеры, выехавшие из Курска (секретарь мирной делегации П.А. Зайцев, комиссар войск Курского района Н.П. Вишневецкий и начальник штаба К.Н. Зильберман) 4 мая 1918 г. на станции Коренево подписали с германским командованием соглашение об установлении демаркационной линии и 10-километровой нейтральной зоны от Рыльска до Суджи, а 6 мая в Конотопе было подписано перемирие на остальной части Курского фронта от Суджи до Белгорода.

Из договора об установлении демаркационной линии на участке Рыльск — Белгород: «На германско-украинской стороне… южный берег реки Псела до устья реки Пены — западный берег Пены до Ракова /искл./ — условная линия между дер. Пенка — Даниловка — Гостищево — Сабынино — Ушаково /все, кроме первой включительно/ — западный берег реки Короча — Корень до Боровской /включ./ — Неклюдово /включ./ — условная линия Неклюдово-Купино /включ./ — Дмитриевка /включ./. На российской стороне (условная линия)… Новенькое — Верхопенье — Покровское — Городно — Тетеревино — Клеменово — Шляхово — Казацкая — Заячье — Алексеевка — Тюрино — Большое городище — В. Береза-Троицкая /все включ./…». Переход частных лиц внутри демаркационной зоны и далее за ее пределы был разрешен.

10 мая из Курска сообщали в Лиски Воронежской губернии, что немцы выразили готовность распространить перемирие и дальше по направлению к Купянску, но, вмешавшийся в переговоры представитель отрядов украинских советских войск заявил, что дальнейший фронт относится к Антонову-Овсеенко, который не намерен заключать перемирие. В это же время в Харькове проходили переговоры между представителями Воронежского Совета рабочих, солдатских и крестьянских депутатов с германской стороной об установлении перемирия на Валуйско-Евстратовском участке (Воронежского) фронта. В ходе переговоров представители германского командования потребовали, чтобы в сферу расположения германских войск входила южная часть Воронежской губернии, включая и Валуйки. Советские парламентеры отклонили это предложение, а в оперативной сводке 2-й особой армии 12 мая 1918 г. отмечалось следующее: «Из Харькова вернулась мирная делегация Воронежского Совдепа. Германцы требуют себе Принцевку, Валуйки, Вейделевку».

13 мая 1918 г. секретарь мирной делегации П.А. Зайцев телеграфировал в Москву о согласии гетманского Совета Министров Украины, который сменил правительство Центральной рады после военного переворота 29 апреля 1918 г., с предложениями делегации Советской России о перемирии, установлении прямого провода Киев—Курск—Москва, восстановлении между ними железнодорожного сообщения и желательности встречи мирных делегаций в Киеве 22 мая 1918г.

Однако за несколько дней до начала переговоров в Киеве германско-украинские части перешли в наступление в направлении Валуек. В донесении военного комиссара Воронежского района В. Иванова из Валуек от 19 мая значится следующее: «Еду из Уразово, где осматривал позиции на границе Воронежской губернии и Валуйского района, от дер. Калиновки до Кукуевки. И докладываю, что по всей пограничной полосе крестьяне вооружаются кто чем может… У немцев были заняты деревни Павловка и Ромашовка, в этом месте они перешли границу, наступая от Купянска к Покровке. Узнав о том, что крестьяне Троицкой волости деревень Поминово и Александровки, сорганизованные для охраны границы, подошли на рассвете 18 мая к Павловке и, обстреляв деревню, убили до 50 человек, взяли в плен несколько кавалеристов… Крестьяне заявляют, что они не впустят немцев, даже если по договору Валуйский уезд отойдет от Великороссии».

В мае 1918 г. в Валуйках царила полная неразбериха и хаос. Запасы зерна и масла с маслозаводов не отгружались в северные губернии. За семь дней до занятия Валуек немцами «храбрый диктатор Колганов и иже с ним левые эсеры (так они себя называли) оставили Валуйки, забрав из кассы заводов все деньги». По приказу Р.Ф. Сиверса, оборонявшего Валуйки, шла погрузка муки, масла и зерна. Мобилизовав 20 ломовых подвод, в последний момент удалось эвакуировать 3600 пудов масла, а 1800 пудов остались непогруженными, были секвестрированны немцами и отправлены в Германию.

Части Сиверса оказались на острие главного удара германских войск. Неоднократно контратакуя и нанося противнику значительные потери (в частности, было захвачено 3 бронеавтомобиля), отряды Р.Ф. Сиверса и А.Ф. Авилова вынуждены были 22 мая 1918 г. оставить Валуйки и после боя в Ураево в ночь с 23 на 24 мая отойти севернее на линию сел Насоново — Мандрово. 24 мая 1918 г. в 3—4 часа утра стройно и тихо победители входили в Валуйки: «На площади выстроился в ожидании немцев весь цвет буржуазии и ее прихвостни… Все преподаватели Валуйских бухгалтерских курсов… Как только немцы заняли город, подвезли 10 вагонов водки, сгрузили в элеваторе. Бойко начали торговать…» . Следом за немцами пришли гайдамаки с украинской речью, в широченных шароварах и в смушковых папахах с длинными блакитными башлыками, которые стали вербовать добровольцев на военную службу.

Вскоре отряды Сиверса были отправлены через Лиски на Урюпино и далее на Царицынский фронт. Отряд Авилова остановился в Никитовке, где Валуйский уком большевиков стал формировать повстанческую армию. Руководителем этой армии становится А.Ф. Авилов, житель села Борисовки Насоновской волости.

А тем временем 22 мая 1918 г. в Киеве начались русско-украинские переговоры. В гостинице «Марсель» расположилась советская делегация во главе с Х.Г. Раковским и Д.З. Мануильским. Украину представлял генеральный судья, бывший министр юстиции в правительстве Рады С.П. Шелухин. Ближайшей задачей советской дипломатии было установление перемирия. Как считал В.Г. Чичерин, «самым важным при этом был вопрос об установлении демаркационной линии, причем фактическая оккупация могла сильно отразиться на установлении окончательных границ Украины».

Отсутствие активной внешней политики на Западе киевские власти пытались возместить на Востоке. Здесь новорожденная Украинская Держава заявила претензии на положение региональной «империи»: предусматривалось продвижение ее границ на севере до Курска и Гомеля, с включением территорий, населенных хотя и не украинцами, но связанных с Украиной экономически. Когда начались переговоры о перемирии, то украинцы выступили с требованием, чтобы демаркационная линия была отодвинута на север и восток, «чтобы, в частности, в Воронежской губернии ими было занято 8 уездов и чтобы в общей сложности к ним перешло 14 уездов с 3-миллионным населением». Видно было, что эта «демаркационная линия» представляет собой линию предполагающейся в будущем государственной границы Украины, притом в пределе ее наивысших притязаний. Проект делегации Советской России представлял собой практические линии штыков советских и германских войск, т.е. ту линию, на большинстве участков которой уже были заключены местные перемирия.

В этот наиболее тяжелый для Советской России момент переговоров с гетманской Украиной германская дипломатия связала проблему полного мирного урегулирования с вопросом возвращения боевого ядра Черноморского флота из Новороссийска в Севастополь. В ноте статс-секретаря германского МИД от 23 мая 1918 г. говорилось, что «германские войска не перейдут линию Батайск — Дон — Донец — Лайтва до Дегтево — Осиновка — Новобелая — Валуйки — Грушевка — Белгород — Суджа — Рыльск в том случае, если суда прибудут в Севастополь в течение обусловленного срока. Само собой разумеется, конечно, речь может идти лишь о технически возможном и необходимом для выполнения этой задачи времени, о 6—10 днях». Германия также гарантировала, что Украина не начнет дальнейших самостоятельных действий против России. «Возможные дальнейшие выходящие за установленную сейчас линию действия украинских войск против России не были бы поддержаны Германией ни в военном, ни в дипломатическом отношениях».

Как мы помним, вожди большевиков еще в конце апреля 1918 г. согласились пойти на новые уступки Германии, чтобы сохранить в силе Брест-Литовский мирный договор. Спустя месяц, 24 мая 1918 г. в письме к А.А. Иоффе председатель Совнаркома В.И. Ленин еще яснее выразился по этому поводу: «Если можно помочь тому, чтобы получить мир с Финляндией, Украиной и Турцией (в этом гвоздь), надо всегда и все для этого сделать (конечно, без некиих новых аннексий и даней этого не получить). За ускорение такого мира я бы много дал».

В результате уже 27 августа 1918 г. Советская Россия вынуждена была подписать дополнительный договор с Германией, по которому, в частности, обязана была выплатить ей 6 млрд марок. Но это будет чуть позже, а пока же, 28 мая 1918 г., А.А. Иоффе посылает ноту немецкому правительству, в которой соглашается на отдачу судов Черноморского флота (т.е. на отвод их из Новороссийска в Севастополь) на условиях мира с Украиной. И уже 18 июня часть флота была возвращена в Севастополь, а другая — взорвана в Новороссийске. Ценой уничтожения флота большевикам удалось остановить новое продвижение германско- украинских войск в пределы Советской Республики.

Сдвинулись с мертвой точки и переговоры в Киеве. Германское командование предложило председателю российской мирной делегации Х.Г. Раковскому, чтобы демаркационная линия была проведена согласно проекту Советской России. Германский посол на Украине Мумм объяснял, что получено распоряжение из Берлина, чтобы германские войска, действующие на Украине, не продвигались больше ни на шаг, оставаясь на занятых ими позициях. В итоге 12 июня 1918 г. был подписан «Договор о перемирии между РСФСР и Украинской державой», в первом пункте которого значилось, что обе стороны немедленно прекращают военные действия по всему фронту. В остальных пунктах договора устанавливалось взаимное назначение представителей (консулов), начало товарообмена, почтового, телеграфного и пассажирского движения, временная передача Украине российского подвижного состава и др. Через неделю в Киеве открылось Торговое бюро РСФСР, а в Петрограде и Москве были учреждены украинские консульства, которые занимались выдачей различных документов, подтверждающих украинское происхождение и подданство, что позволяло многим тысячам эмигрантов выбраться за пределы Советской России.

Ввиду того, что не на всех участках фронта заключены были даже временные перемирия (на Воронежском и Батайском), то предложено было отправить в Харьков (Воронежский фронт) и в Ростов-на-Дону (Батайский фронт) полномочных делегатов для заключения на этих фронтах полного перемирия. 16 июня в Харькове представитель Генерального штаба П.П. Сытин, представитель Воронежского фронта Белаш и представитель германского командования майор Пухерер с двумя лейтенантами подписали перемирие и установили демаркационную линию на Воронежском участке фронта: «…§ 2. Обе стороны к десяти часам утра 21 июня 1918 г. приостанавливают боевые действия и отходят за свои демаркационные линии, для германо-украинских войск: Русских, Дмитровка, Лубянка, Борисовка северная, Айдар, Приют, Даниловка, слоб. Анновская, Ребриково. Демаркационная линия для советских российских войск: Троицкая, Рождественское, Генераловка, Ржевка, Ивановка, Бадуров, Осиповка. (Демаркационная линия Украины на карте, прилагаемой к переговорам). § 3. Пропускные контрольные пункты официальных взаимных сношений устанавливаются по взаимному соглашению в следующих местах: на ж.д. линии Лиски — Валуйки контрольный пункт Борисовка северная, на ж.д. линии Лиски-Константиновка — Даниловка и Бобров…». В результате Валуйский уезд оказался разделенным на два враждующих лагеря: часть его, включая Валуйки, оказалась занята германцами и гайдамаками, другая часть отрядами красных партизан, которые расположились на линии сел Мандрово — Никитовка (в северной части уезда) и Старо-Ивановка — ст. Бибиково — Принцевка (в южной части). Район сел на условной линии от Волоконовки до Принцевки был объявлен нейтральной зоной.

Теперь главный интерес мирных переговоров в Киеве сосредоточился на вопросе о границах Украины. Украинская сторона строила свои границы не только по этнической линии, но и исходя из своих будущих экономических, политических и стратегических целей, поэтому зашла далеко за пределы РСФСР. «Наш председатель, считаясь вполне с остальными принципами, настаивал, главным образом, на принципе этнографическом и на свободном волеизъявлении населения, для чего предлагал опрос населения в являющихся этнографически спорных местностях. — Писал в своем докладе С.М. Холодовский, военно-морской эксперт российской мирной делегации на переговорах с Украинской Державой. Х.Г. Раковский твердо стоял на своих требованиях, не считая возможным поступаться без достаточных оснований русскими областями и населением в пользу Украйны, а также ставить в иных местах (как напр., Донецкий бассейн, все побережье Азовского моря, железнодорожные узлы и вся линия железной дороги, идущая севернее Припяти и параллельно ей и т.п.) Россию в полное почти экономическое и стратегическое рабство по отношению к Украйне». Наконец, принято было соглашение о том, что судьба спорных местностей будет определена референдумом в обстановке, обеспечивающей свободу голосования. А пока же, де-факто, часть уездов Курской и Воронежской губерний оказалась в составе гетманской Украины, что было закреплено приказом Харьковского губернского старосты № 13 от 20 июня 1918 г. «Постановлением Министерства Внутренних Дел 15-го сего июня в мое управление, как Харьковского старосты, поступают следующие уезды Курской губернии: Суджанский, Грайворонский, Белгородский, Корочанский и Новооскольский».

В апреле — мае 1918 г. власть большевистских Советов на Белгородчине была ликвидирована, а законы большевиков «скасованi». Она сменилась коротким правлением украинских комиссаров Центральной Рады, на смену которой пришли повитовые старосты, представлявшие интересы правительства Скоропадского на местах. Новые украинские власти старательно копировали образцы дореволюционной бюрократии. «Прежние губернаторы были переименованы в губернские старосты, а уездные начальники — в повитових. Полиция стала называться державной вартой. Основные должности занимали те же лица, что и до революции».

В Белгороде, как свидетельствуют немногочисленные документы того времени, должность повитого старосты исполнял В.Н. Куколь-Яснопольский, по всей вероятности, один из представителей известного до революции дворянского рода Куколь-Яснопольских, богатых землевладельцев из Харьковской губернии. Функционировали органы местного управления и земские учреждения: обязанности Белгородского городского головы были возложены на Н.А. Слатина, одним из членов городской управы был К.Н. Коган, председателем уездной земской управы являлся И.Г. Устинов. 9 мая 1918 г. приказом министра внутренних дел гетманской Украины старостой Грайворонского повита был назначен Эмних, грайворонским городским головой был А.Н. Машков. Нет никаких оснований считать, что в остальных повитах, созданных на территории Белгородчины, была принципиально иная структура власти. В ликвидации революционной власти Советов и возвращении к существовавшим многие десятилетия в царской России традиционным органам управления в центре и на местах мирный обыватель должен был увидеть восстановление спокойствия и порядка, тем более, что оберегать этот порядок должны были «доблестные германские войска».

Во вновь присоединенных к Украине курских и воронежских уездах стали появляться германские комендатуры, а где их не было, там — украинские. Коменданты должны были оказывать старостам полное во всем содействие, в чем и заключалось их главное назначение. Так, жители г. Грайворона, Грайворонской и Дорогощанской волостей должны были сдать огнестрельное и холодное оружие германскому коменданту в г. Грайвороне, а жители остальных волостей Грайворонского уезда (или же повита, что то же самое) — участковым начальникам милиции (с июня 1918 г. — державной варты), места жительства которых находились в слободах Ракитной, Борисовке и заштатном городе Хотмыжске.

Безусловно, земельный вопрос оставался одним из самых важных и для правительства гетманской Украины, и от того, как он будет разрешен, во многом зависело будущее существование самой Украинской Державы. Прекрасно сознавая, что главным экономическим завоеванием Октябрьской революции в России стал большевистский декрет о социализации земли, который, кстати, повторила в своем «четвертом универсале» и Центральная Рада (современники считали ее тоже полубольшевистской), украинские власти и германское командование должны были признать произошедший по всей стране земельный передел. В апрельском приказе генерал-лейтенанта Мангельбира к жителям Харьковской губернии говорилось: «В интересах всего украинского народа и государства все земли должны быть немедленно засеяны, и урожай соберет тот, кто их засеял». Крестьяне должны были немедленно выдать расписки в том, что имеют возможность и могут своевременно засеять занятую ими землю. 27 мая 1918 г. вышел закон гетманского правительства, закреплявший право на урожай за тем, кто фактически произвел сев, так как значительная часть земель на Украине по-прежнему находилась в руках самовольно захвативших ее крестьян. В случае если посевщик действовал без согласия юридического владельца земли, он был обязан выплатить тому компенсацию в размере трети средней годовой арендной платы за последние пять лет. Это было не столь уж и много, учитывая инфляцию. Но сам факт восстановления прав прежних собственников вызывал среди крестьян недовольство.

На территории Висловской волости Белгородского уезда уже в мае 1918 г. вспыхнула яростная борьба между красными партизанами и сторонниками новой германско- гайдамацкой власти. Необходимо еще раз отметить, что большинство красногвардейцев и красных партизан состояли тогда из так называемых «бывших», «насоливших» местным кулакам, и бедняцкой молодежи, которая при отсутствии заработков не имела средств к существованию. На сельских сходах кулаки стали выносить закрытые постановления об отборе земли, разделенной между крестьянскими дворами в марте 1918 г. Они стали выдавать гайдамакам лиц, революционно настроенных, и членов их семей. «В это время бедняку нельзя было ничего говорить на сходах, даже у себя на огороде, боясь того, что будет передано гайдамакам, что он — большевик». Села Сабынино, Рождественское и Нечаевка, как бывшие малоземельные села, в большинстве своем поддерживали красных повстанцев. В селах же Быковка, Козьмодемьяновка, Непхаево и Киселево, где некоторые кулаки имели по 40—60 десятин земли, начался отбор уже засеянной земли и выдача гайдамакам семейств красногвардейцев.

Небольшой отряд красных партизан под командованием тов. Литвякова, который находился в нейтральной зоне, начал совершать частые налеты, помогая недовольным крестьянам бороться с гайдамаками. «Партизаны были готовы в любую минуту выступить в бой, но отряд таковых был незначителен, из постоянных членов — пять человек, а для ночных налетов на немцев вербовали и крестьян, которые днем работали на своих полях, а ночью иногда помогали и повстанцам. Пять человек партизан могли вести всякую борьбу с 30 гайдамаками, так как состав гайдамацких отрядов в большинстве случаев состоял из городских учеников, детей священников, и когда на них переходили в наступление 5 повстанцев, на хороших лошадях, верхами, гайдамаки панически бросались отступать. В глубь же территории повстанцам нельзя было наступать, так как на границе в селах стояли немецкие войска от 40 до 60 чел., хорошо вооруженные, с которыми сражаться было нельзя из-за слабости сил повстанцев… И нам, как красным повстанцам, приходилось брать свое ночами: ты знаешь кулаков, заезжаешь ночью, лошадей прячут в ближайшем к селу кустарнике, проходим огородом к кулаку и засыпаем ему по 100 шомполов, несмотря на то, что в этом селе имеются немецкие войска…».

После ряда подобных налетов на кулаков, последние стали употреблять все свои силы, чтобы немецкие коменданты разрешили выделить им по два — три солдата для охраны от красногвардейцев, причем они готовы были за свой счет оплачивать их проживание. В результате ночных рейдов красных повстанцев у немцев было убито восемь человек. После этого германское командование собрало по волости сходы крестьян, на которых им было заявлено, что большевики побили немецких солдат и в случае повторения подобных налетов села будут сожжены. Ввиду того, что немцы в своих словах были всегда тверды, местные крестьяне обратились к повстанцам с просьбой прекратить налеты на германцев, так как последние с крестьянами церемониться не будут.

В этой же волости у бывшего помещика Поста постройки его экономии находились на территории, принадлежащей к ведению гайдамацких властей, здесь же стояли и немцы, а полевая земля в большинстве своем находилась в полосе нейтральной зоны. Хотя сам хозяин боялся явиться в свое имение, он прислал к крестьянам управляющего, который должен был навести порядок и в случае сопротивления вытребовать казаков, как в то время обычно называли гайдамаков. Однако, управляющий смог проехать по полю лишь с версту, как навстречу ему вышли повстанцы, сняли его с пролетки, отвели в лес, где и убили. Несмотря на расправы, чинимые над крестьянами, помещику не удалось произвести уборку хлеба: крестьяне указывали повстанцам точные сведения, и те выставляли на дорогах свои отряды, не допуская вывозки хлеба.

В слободе Борисовке Грайворонского повита население также было на распутье, кто лучше — большевики или их противники. «Кулачество и торговцы кричали, что идут освободители (белые), а беднота большею частью была за красных».

Староста Грайворонского повита Эмних в своем приказе от 16 мая 1918 г. требовал от населения «немедленно и не позже как 1 июня с.г. (17 мая ст. ст.)» возвратить прежним владельцам все награбленное или незаконно приобретенное имущество: «Особое внимание будет обращено на возвращение зерна, скота, лошадей, земледельческих орудий и заводских машин». За неисполнение данного приказа виновным грозил штраф до 3 тыс. руб. или трехмесячный арест.

Приход немцев в г. Грайворон оживил деятельность всех так называемых буржуазных организаций. Особенно активно проявляли себя сторонники «хлиборобов», партии, которая выражала интересы крупных землевладельцев, в том числе зажиточных кулацких хозяйств. «Хлиборобы» организовали карательный отряд на случай крестьянских волнений. Но это только подлило масла в огонь, и крестьяне стали ждать выручки с севера от большевиков. В Грайворонском повите особенно успешной была агитация пробольшевистски настроенных рабочих Головчинского сахарного завода среди местных крестьян против сдачи испольщины хлебом за земли, захваченные у помещика по декрету Советской власти.

В селе Красной Яруге Грайворонского повита вслед за немцами на сахарный завод и в имение Харитоненко прибыли прежние главноуправляющий и директор. «Как тот, так и другой, имели у себя на руках доверенности на занятие своих прежних должностей. По прибытии своем эти слуги помещика Харитоненко рьяно принялись за стаскивание разобранного гражданами села имущества завода и экономий, и занялись выяснением убытков, понесенных за время пребывания большевиков. От увольнений служащих и рабочих и жестоких репрессий за ограбление эти лица решили временно воздержаться, отложив это до полного разгрома «красной сволочи», что обнаружилось впоследствии по доставленным документам». Помещица Харитоненко в одном из своих писем на имя управляющего Краснояружским имением советовала убрать для большего успокоения шесть человек служащих, которые участвовали в революционных комитетах и особенно рьяно выступали при большевиках. Характерно, что увольнения эти она рекомендовала провести не за политические взгляды, а за неисправность по службе. Однако же управляющий почему-то эти предложения своевременно не выполнил, а земля, захваченная крестьянами, была у последних отобрана.

«Население ждало, что немцы примутся за грабежи, но, как массового характера, такого явления нельзя было видеть. Власть, правда, была восстановлена старая, были посажены по- прежнему старшина в волости и старосты по обществам. Через этих ставленников они требовали для своих войск фураж и продовольствие, причем, в своем большинстве, платили за все это кредитками (карбованцами) своего главного ставленника на Украине гетмана Скоропадского. Были случаи насилий со стороны «своих войск», гайдамаков, но меньше и далеко меньше эти случаи были со стороны немецких войск. Те (гайдамаки) при всяком удобном случае хватали в тюрьму и грабили население, но немцы, очевидно, их сдерживали в таких случаях, и в последующих событиях массового характера эти случаи не имели. В общей сложности, по сравнению с событиями при Деникине, крестьяне о пребывании немцев отзываются лучше». И хотя в некоторых селах волости (Отрадовка, Сергиевка) немцы насильно брали корм для лошадей и съестные припасы для себя, все же они считались с тем, что у граждан самих этого было мало и не хватало до следующего урожая.

Немцы несколько раз собирали в Краснояружской волости крестьянские сходы и настаивали на выдаче большевиков. Крестьяне держались твердо, несмотря на всякого рода угрозы, и ни на кого не указали, беря вину на всех граждан и на весь сход. А когда по подозрению были арестованы четыре ревкомовца, то и тех крестьяне поддержали перед немецкими властями, и они, в конце концов, были выпущены на свободу.

В Валуйском повите прежние владельцы также пытались восстанавливать свои разоренные поместья и получить арендную плату за землю, причем украинскими карбованцами.

Хотя 14 мая 1918 г. приказом харьковского губернского старосты П. Залесского и были ликвидированы земельные комитеты, которые были созданы еще временным правительством, а назначенные ими контролеры и управители немедленно отзывались из частных имений «с непременным обязательством сдать владельцам или доверенным от них лицам все бывшее под контролем имущество, деньги и счета», тем не менее, уже в июне тот же П. Залесский вынужден был признать полное бессилие власти в деле возврата крестьянами прежним владельцам зерна, скота, лошадей, земледельческих орудий и заводских машин. «Имею сведения, — говорилось в телеграмме Изюмскому повитовому старосте, — что даже в моем имении ничего не возвращено крестьянами. Если даже имя губернского старосты не пугает крестьян, то что же вами сделано для исполнения моих приказов».

Неопределенность перспектив земельных преобразований, многочисленные факты расправ, чинимых в деревне германскими войсками, заставляли крестьян Украины и присоединенных к ней уездов Курщины и Воронежчины утаивать хлеб, а то и непосредственно уничтожать собственные посевы по принципу «не нам, так никому». В июне 1918 г. германская комендатура оповестила жителей г. Грайворона и уезда об ответственности за сохранность предстоящего урожая: «Кто попробует уничтожить или попортить предстоящую жатву, будет строго наказан. При явном сопротивлении будет прибегнуто к оружию» .

С самого начала своего пребывания на Украине германские власти не собирались довольствоваться формальной ролью союзников. В ответ на поддержку правительства Центральной Рады, а затем гетмана Скоропадского они получили возможность беспрепятственно выкачивать материальные ресурсы с украинских, белорусских и русских земель в целях усиления своей военной машины и победоносного завершения мировой войны. Для этого германские оккупационные войска, составлявшие группу армий «Киев», стремились прежде всего овладеть важнейшими административными и промышленными центрами Украины и захватить имевшиеся там запасы сырья и хлеба. Для осуществления этих целей на Украине и в присоединенных к ней уездах Курщины и Воронежчины стала создаваться разветвленная сеть военизированных организаций во главе с имперским хозяйственным бюро при германской делегации на Украине, которое имело свои главные конторы во всех губернских городах и многочисленные филиалы в уездах.

Только в мае 1918 г. германские войска вывезли из Грайворонского, Путивльского и Льговского уездов до 2 млн пудов сахара. Сильный германский гарнизон располагался в Белгороде. «Их хлебное бюро вывезло много хлеба. Немцы косили зеленый хлеб, прессовали его и увозили в Германию. Немецкие солдаты обязаны были послать в Германию каждый по две посылки в неделю… Масса самых разнообразных воинских отрядов опустошала никем не защищаемые экономические поля. Немцы поедали в особенности много сала и мяса…»

По данным гетманского генерального штаба, в июле 1918 г. германские войска на Украине насчитывали около 300 тыс. чел., в том числе между Гомелем и Белгородом — 50 тыс. чел. В докладе С.М. Холодовского по этому поводу было отмечено следующее: «В общем, германских войск на Украине очень мало; они скорее импонируют на население нежели удерживают его силою. Для того, чтобы население постоянно видело германские войска, принята такая тактика: в какое-нибудь село приходит на постой небольшой отряд немцев (человек 30). Постояв в этом селе недели 2, показавшись всему населению и произведя некоторые репрессии, отряд уходит в другое село, предупредив, что вскоре вернется; в следующем селе проделывает то лее самое, переходит в третье и т.д. В первое село он, конечно, уже не вернется; в него лишь может попасть какой-нибудь другой отряд, путешествующий на подобии первого. Главное — впечатление у населения, что всюду немцы, немцы и немцы: где только что пришли, где только что ушли, а где ждут на днях. А в сущности, это — весьма малое количество отрядов, путешествующих по Украине на подобии опереточных «войск», проходящих несколько раз вокруг задней кулисы в числе пяти человек и долженствующих произвести впечатление большого войска. Когда же бывают серьезные моменты, то слабость эта сразу выходит наружу. Не говоря уже о Елисаветградском и Звенигородском восстаниях, о которых я знаю из газет и по рассказам, могу указать на то, чего я был свидетелем, находясь в это время в г. Лубнах Полтавской губернии. Через Украину шла восставшая часть населения в числе от 1 до 1,5 тыс. человек, сжигая по дороге помещичьи и «хлиборобные» усадьбы и т.д. Для регулярного и мало-мальски достаточного войска противник этот являлся, в сущности, неорганизованной, вооруженной толпой, бандой, с которой справиться было бы очень легко. Между тем она прошла больше половины Украины, и немцы не в силах были ее разбить. Лишь стянув свои силы к Кременчугу, им удалось рассеять (но не разбить и уничтожить) под Кременчугом эту толпу. Полное занятие в свои руки пограничной станции Коренево, находящейся на линии германских войск и усиленной, как пограничный пункт, германским отрядом, также показывает, что немцам и гайдамакам не под силу бороться с нарастающим народным движением».

К осени 1918 г. германские оккупационные войска полностью скомпрометировали себя в глазах местного населения массовыми реквизициями хлеба, фуража и других предметов, а также из-за контрибуций, налагаемых за проступки отдельных лиц на целые сельские общества. «Действительно, вопрос с реквизициями стоит крайне ненормально, — доносил министру внутренних дел гетманского правительства Харьковский губернский староста 19 сентября 1918 г. — …Случаи самовольных и неправильных реквизиций хлеба, фуража, скота, масла, меда, экипажей и прочее делаются все более и более частыми, принимая по местам поголовный характер. От реквизиции не всегда спасает хозяев и наличие у них охранных документов, выданных германской комендатурой, так как самые реквизиции часто производятся по самостоятельному почину отдельных воинских частей, расселенных в данной местности, вне каких- либо распоряжений по этому предмету со стороны германского командования».

Летом 1918 г. на Украине начались массовые забастовки рабочих промышленных предприятий и железнодорожников. В июле забастовали железнодорожники Харькова. Многие машинисты и рабочие Белгородского депо во главе с Семеном Гетманом приняли решение поддержать забастовщиков. В Белгороде, в Пушкарском лесу, состоялось нелегальное собрание в поддержку бастующих трудящихся Украины. Немецкие власти разогнали это нелегальное собрание, причем половина его участников была арестована и выслана в тюрьмы гг. Вильно и Бреста, где в это время содержались политически неблагонадежные заключенные, всего до 6 тыс. чел. Так, белгородский железнодорожник А.П. Мясников просидел в одиночной камере тюрьмы г. Вильно с июля по декабрь 1918 г., пока не произошла революция в Германии и германские части не начали эвакуироваться из Прибалтики к себе на Родину. Машинисты С. Лазарев и И. Ципкин были арестованы немцами и просидели в Белгородской тюрьме 36 дней, после чего решением суда были освобождены из заключения, но по службе уволены. В результате они вынуждены были перебраться в Курск, где были приняты Советом Курских железнодорожников.

А вот как об этих событиях вспоминал спустя годы белгородский машинист Коваленко: «…В Харькове забастовали все тогда. Харьков посылает депешу в Белгород: «Высылайте мне бригады для обслуживания». И Святкин (начальник участка) тут как тут, посылает пять бригад, еще пять, на каждую бригаду 16 руб. керенками, 2 фунта сала и буханку хлеба. И вот, во вторую бригаду попал и я, прихожу в коридор в депо и говорю своим товарищам: «Давайте не ехать, а то нам, как штрейбрехерам, дадут сала». Товарищи на словах согласились, а на деле нет. И приходит дело к концу, надо ехать. И уже приходит конвоир брать нас под конвой. Святкин призвал меня и говорит: «Ну, последнее Ваше слово, Вы согласны ехать или нет? А то я вас впишу в книжку». Тогда я согласился, вышел в коридор и только меня видели. Эти недели скитался по чердакам, по кладбищу, а в это время некоторые имели биллютень и покрикивали: «Ах, вы, подлецы, не можете поддержать товарищей!». Но все-таки мои товарищи ездили в Харьков, обслуживали, и спустя некоторое время мне отдал товарищ Дидюра 5 рублей. «Это, — говорит, — твои деньги, которые тебе причитались, а ты убежал». Так немецкая забастовка закончилась таким финалом, что собрание, состоявшееся на Пушкарской горе, и которым руководил Семен Гетман, было немцами разогнано, половина участников арестована и отправлена на принудительные работы, откуда из Бреста многие из них, не явились и погибли там. А остальные товарищи приступили к работе…» .

Что же касается процесса украинизации на Белгородчине, то полнее и ярче всего он нашел свое отражение в деле народного образования. 1 августа 1918 г. гетман П.П. Скоропадский утвердил закон об обязательном изучении во всех средних учебных заведениях, учительских семинариях и институтах, а также в духовных семинариях украинского языка, литературы, истории и географии Украины: «Викладання украиiньской мови iсторii та географii Украiни починаеться з початком 1918/1919 шкiльного року» . Как следует из записей журнала педагогического совета Грайворонской женской гимназии, 5 июля 1918 г. все учителя гимназии подали председателю педсовета записки, в которых указывали, что в будущем учебном году они не могут вести преподавание своих дисциплин на украинском языке, а чуть позже, в августе, педсовет постановил ходатайствовать перед попечительским советом гимназии «об ассигновании потребной суммы на оплату переводчика циркуляров с украинского на русский язык». Несколько лучше обстояли дела в мужской гимназии, где на новые должности преподавателей украинского языка, литературы, истории и географии Украины были представлены лица, прошедшие специальные курсы летом 1918 г. в Харькове. Следует отметить также тот немаловажный факт, что в гимназии не было отмечено случаев «арештив осiб персонального складу за нацiональну дiятельность». 7 сентября 1918 г. педсовет Грайворонской женской гимназии, чтобы пополнить библиотеку гимназии книгами на темы украиноведения, принял решение выписывать журналы «Вiльна украiнська школа» и «Книгарь» . В конце сентября 1918 г. преподаватели гимназий г. Грайворона принимали присягу «на вiрнiсть Украiнськii Державi и утверждали ее собственноручной подписью: «Урочисто обiцяю вiрно служити Державi Украiньскi, вiзнавати ii державу, виконувати ii законi i всiма силами охороняти ii iнтереси i добробут». Примiтка: особи, якi вiдмовляться вiд урочистоi обiтнiце, не примаються на службу, а тi, що вже маються на службу звiльняються вiд нoi» .

К осени 1918 г. вопрос о принадлежности занятых германско-украинскими войсками уездов Курской и Воронежской губерний к Украине еще не был окончательно решен на переговорах, проходивших в Киеве. Но именно эта территория становится первой остановкой для огромного количества беженцев и переселенцев из Центральной России, занятой большевиками. Сюда стекаются представители российской интеллигенции, буржуазии и просто рядовые обыватели, недовольные властью большевиков. Так, по словам преподавателя рисования Корочанской мужской гимназии Е.В. Молчанова, он проживал в г. Харькове, «ибо был вынужден бежать с семьей из г. Корочи (Курская губерния), который заняли матросы и красноармейцы, устроив там избиение интеллигенции». Валуйки, как писал корреспондент газеты «Южный край», город беженцев от большевиков из всех мест, особенно много их из слободы Никитовки. Прежде всего, это купечество, интеллигенция, бывшее офицерство. «Беженцами полны гостиницы, постоялые дворы и частные квартиры. Станция «Валуйки» эвакуирована донельзя» .

Поток беженцев резко увеличился в сентябре 1918 г., после первой волны красного террора, прокатившейся по территории Советской России: «…Паника, охватившая всех не сочувствующих большевикам и обеспеченных жителей Москвы, чудовищна… Количество прошений об охране, так же как и заявлений о разрешении на немедленный выезд от представителей русской интеллигенции и аристократии, необычайно велико. Появилась весьма секретная организация, которая в среднем за 100 рублей перевозит беженцев на Украину, а оттуда доставляет муку и сахар…», — следовало в донесении из генерального консульства Германии в Москве рейхсканцлеру Гертигенгу.

В это время в Советской России уже действовали временные правила «О порядке выхода из российского гражданства лиц, проживающих на территории Российской республики и желающих вступить в украинское подданство, и о регистрации российских граждан, проживающих на территории Украины». В них было указано, что до заключения мирного договора с Украиной территорией Украины считаются те местности, которые входят в черту, предложенную в качестве границы Украины российской мирной делегацией в Киеве. Статья 2 этих правил разрешала выход из российского гражданства бывшим подданным Российской империи, желающим принять украинское подданство. При этом они должны являться постоянными жителями Украины, быть свободными от всяких обязательств по отношению к казне Российской республики и отдельным российским гражданам и дать обязательство переселиться на Украину, если сами они временно находятся в пределах Российской республики. В то же время статьи 14 и 15 позволяли бывшим подданным Российской империи, проживающим на территории Украины и желающим все-таки остаться гражданами Российской республики, получить в российском консульстве заграничный паспорт .

Однако большинство граждан в обоих государствах, стремясь избежать извечной волокиты при оформлении необходимых бумаг, пересекали новоявленную российско-украинскую границу самостоятельно, на свой страх и риск.

Еще 14 июня 1918 г. В.И. Ленин направил телеграмму в адрес Курского Совдепа следующего содержания: «Настоятельно прошу принять экстренные меры против пограничного отряда на станции Желобовке, Льговского уезда, по линии Курск-Коренево, где отряд отбирает деньги и ценности даже у бедных украинцев и русских и поддается провокаторам, желающим сорвать мирные переговоры с Украиной. Прекратите это позорение Советской власти» .

Схожая ситуация была и в Белгородском повите, по другую сторону российско- украинской границы. В то время масса рабочих следовала с Украины в Великороссию, а с территории Советской России пробирались для более свободной жизни на Украине представители крупного капитала и российской интеллигенции, а также всякого рода спекулянты, везущие товары из Москвы в города Украины. В районе сел Ольшанец — Озерово и др. пролегла полоса нейтральной зоны. Молодежь из этих сел стала заниматься воровством и грабежом граждан, проезжающих через границу. «В полосе нейтральной зоны много грабили, и даже были случаи убийств», — вспоминал впоследствии современник тех событий. — «Немецкие войска, проживая на демаркационной линии и зная, что в России всего много, и что в Германии продовольственный кризис, занялись тоже ловкой работой. На территории своего расположения встречали провозивших из Украины в Москву белую муку и сахар и приступали к реквизиции. Спекулянты скоро поняли, что нужно откупаться, и начали предлагать немцам керенки, последние, хотя и не умели читать по-русски, но керенку в 20 руб. не брали, а всегда указывали на сороковку или две сороковки. А в дальнейшем приспособились так: деньги возьмет один, отпустит его (спекулянта), а другой нагоняет, забирает сахар и муку и отпускает порожним. Сами же немцы открывали на границе торговые пункты сахаром, а также и посылками, и посылали очень часто посылки домой в Германию».

В 1918 г. на Белгородчине, по которой пролегла демаркационная линия между Украинской Державой и Советской Россией, в смертельной схватке сошлись два мира: старый, пытавшийся сохранить традиции и уклад императорской России, и новый, еще только рождавшийся в вихре революционных преобразований Февраля и Октября 1917г. Ожесточение, как со стороны красногвардейцев, так и со стороны их противников, нарастало с каждым днем. Маятник самоубийственной гражданской войны раскачивался все сильнее, а дьявольский Молох требовал для себя все новой и новой человеческой крови, независимо от того, кому она принадлежала «красным» или «белым».

В апреле месяце, когда германский отряд первый раз появился в селе Вислом, а красные партизаны и члены ВИКа отошли на другой край села, военврач Николаев надел мундир, подполковничьи погоны и стал ожидать желанных гостей. «Желанные гости пользы никакой не принесли Николаеву, но все-таки он был успокоен. В это время наскочили красные партизаны, забрали доктора и, несмотря на его просьбы, расправились с ним, как с белым офицером, т.е. расстреляли такового» .

В селах Быковка, Козьмодемьяновка, Непхаево и Киселево Белгородского повита было много случаев, когда кулаки указывали дворы красногвардейцев гайдамацким властям, а последние принимались уже за порку шомполами.

В селе Рождественском того же повита местный священник стал доносить на крестьян, участвовавших в погромах, бывшему помещику Иосту и гайдамакам. Но, как только немецкие войска выбыли на два дня из Рождественского, сюда явились партизаны и «убили попа, как явного контрреволюционера». Духовенство округи ополчилось на жителей села: «Вы, мол, все — большевики, убили попа». Гайдамацкие власти в ответ на убийство священнослужителя дали обещание забрать в селе весь скот, а также выбрать все из сундуков. Напутанные крестьяне вынуждены были со всем своим имуществом перебраться из села в поле, где охрану над ними взяли красные повстанцы, которые не допускали сюда никого. Это продолжалось до тех пор, пока пыл ожесточения не сошел с духовенства и гайдамацких властей» .

В селе Козьмодемьяновка кулаки стали отбирать урожай и выдавать красногвардейцев гайдамакам. Как только немецкие войска вышли на время из села, в один из праздничных дней вооруженные красные повстанцы ворвались в церковь: «Публика в это время с испуга не знала, что делать, повстанцы успокоили публику, забрали с собой враждебный элемент,

который и был отправлен в штаб красных войск на станцию Беленихино» . Дальнейшая судьба их была предрешена.

25 июля 1918 г. в рапорте головы Белгородской повитовой державной варты Белгородскому повитовому старосте сообщалось, что «настроение населения спокойное, за исключением местностей, оставленных немецкими войсками, где стали появляться банды красногвардейцев, которыми 24 июля с.г. в селе Крюково расстрелян священник отец Владимир» . А в рапорте начальника 3-го участка Белгородской повитовой державной варты за период с 15 по 21 августа говорилось о том, что общее настроение населения спокойно- выжидательное, «из бедных и безземельных крестьян 50 % недовольны новым строем, но пока ни в чем себя не проявляют».

Партизаны из отряда тов. Громова, которые в конце апреля освободили Обоянь от немцев, как только вошли в город, сразу же расстреляли акцизного чиновника Рашке, землевладельца Витавского, городского голову и военного чиновника Короля, а также уездного врача Шебаева. Но еще раньше, во время эвакуации красных партизан из Обояни, 18 человек их направились на Полевую и расположились на отдых в Полозовке Курского уезда. «Полозовцы, руководимые кулаками и попом, набросились на партизан и перебили их, закопав даже часть в землю еще живыми». Вторая партия партизан в числе 40 чел. уже готовилась к смерти: яма для них была выкопана, и задержанные задыхались в помещении без воздуха. С невероятным трудом их удалось спасти начальнику уездной милиции и местным караульным. Пойманного в Рождественской волости комиссара земства бывшего учителя Пушкарской школы правого эсера И.В. Бочарова, который встречал германцев в Обоянской земской управе, продержали под страхом и угрозой расстрела целую ночь. «Он клялся им и крестился на иконы, становился на коленки, что он ничего с этой, по его выражению, «сволочью» не имеет общего и пощажен был, как учитель, едущий по своему делу».

В то время на обоянском шоссе был разрушен мост через реку Псел. На заседании Обоянского уисполкома тт. Аносовым и Исаковым было внесено предложение собрать всю местную буржуазию и заставить ее лично сделать мост. «На другой день на берег Псела стал сходиться нетрудовой элемент с топориками, с пилами, с молотками и, поглаживая «пузцы», поглядывали друг на друга. Явился Лазарев, привезли доски, балки и столбы, и руководители подогнали к берегу поближе буржуазию. Надо было видеть этих паразитов за этой работой: тут тесал палю член судебной палаты Краль, там бывший член 3 Госдумы, фамильный дворянин В.В. Лукин и его брат Евгений, гундосый, клубный хлыщ, пилили шпалу; а возле, покрякивая, непременный член Кашернинов и толстая купчиха Юнакова таскали доски; в сторонке зем. начальники, Павлов и Чарторыжский смолили бочку; толстяк Сибиряков сопел под дубом. Бровцины (помещики), засучив рукава, расправляли канаты, а попы из Смоленской и Собора утирали рукавами пот, а остальная знать — кто что. В два дня мост был готов».

Пользуясь тем, что часть территории Обоянского уезда была занята германцами, противники большевиков стали открыто выступать против Советской власти. В четверг на пасхальной неделе в с. Ольшанке они колокольным звоном собрали сход, ворвались в здание волкомиссариата, вытащили на улицу военкома тов. Козлова, и один из них ударил Козлова по голове прикладом, от чего военком упал на пороге, а другие выстрелами из винтовок добили его. Прибывший на другой день командир партизанского отряда М.Е. Трунов нашел убийц: сына кулака-дезертира, выступавшего всегда в защиту эсеров, С.Н. Алексеева, его товарищей Ф.Д. Козлова и Полянского, и расстрелял их .

После занятия части Валуйского уезда германско-украинскими частями городская тюрьма оказалась переполнена заключенными, которых подозревали в сотрудничестве с большевистской властью. А ночами в яру, за городом, у самого леса расстреливали всех, кого находили нужным. В ответ партизаны под командованием А.Ф. Авилова убивали тех, кто помогал немцам и гайдамакам. В конце июня 1918 г. на одном из заседаний городской управы было принято решение за большое вознаграждение доставить Авилова в Валуйки живым или мертвым.

А вот как описывал настроения, царившие тогда на Украине, в своем докладе С.М. Холодовский: «Вообще «самостийность» и нынешний государственный строй на Украйне не пользуется большой популярностью. Большинство населения, во всех его слоях, считает чуть что не обидным слово «украинец»; постоянно следует ответ: «Я малоросс, но не украинец». За исключением весьма ничтожной группы «самостийников», никто и не думает об отделении от России. Население и газеты открыто не сочувствуют германо-украинской политике, считая это прямой изменой России. Раковский почти ежедневно получал пачки писем, прошений, депутаций и т.п. с просьбой о присоединении к России. Группа самостийников и хлиборобов (земельные собственники-крестьяне, имеющие до 1000 и более десятин земли) держится, в сущности, только силою оружия (германского и гайдамацкого). Ненависть к немцам и хлиборобам у населения громадна. Немцы не могут добиться получения обещанного хлеба, т.к. население давать его не хочет. Ненависть эта все увеличивается, т.к. немцы и гайдамаки репрессиями не стесняются, а хлиборобы и гайдамаки, кроме того, жестоко сводят свои старые счеты с населением и, таким образом, перешли на гибельную плоскость мести, которая, конечно, не может остаться без ответа. Как только хлиборобы, собравшись, избрали, при помощи немцев, гетмана, то для охраны себя и порядка ими были составлены повсеместно «гайдамацкие курени», т.е. местные малые войсковые (вооруженные немцами) отряды, состоящие исключительно из сыновей хлиборобов и молодых хлиборобов. Эти то курени и расправляются теперь по Украйне при поддержке немцев. Расправа идет жестокая: загоняют по холодному времени в пруды и держат там по часу, по два, чтоб оттуда кричал — в каких разгромах помещиков и хлиборобов участвовал, что сам крал и кого видел, крадущим. Иных расстреливают, иных порят шомполами, ремнями или плетками, присыпая тело солью и т.п. Все это уже вызывает и теперь обратную реакцию: не только повсеместно поднимаются мятежи, с которыми все труднее и труднее бороться власти, но кроме того, всюду все время идут отдельные, малые выступления. Немецкие солдаты сами говорили мне в разных местах (в Ворожбе, под Полтавой и в Лубнах), что они бояться вечером выходить в одиночку без оружия, т.к. бывали случаи, что ушедший таким образом не возвращался, а потом его находили убитым. Бывали случаи, что населением ночью «снимался» на более отделенных постах часовой, вместе с ружьем» .

Тем временем мирные переговоры в Киеве зашли в тупик. Украинская делегация заявила русской стороне, что Украина признала самостоятельную Донскую республику и потому не желает устанавливать с Россией границу в области Дона. Вскоре последовало заявление украинского премьера-министра Лизогуба, что Крым представляет собой самостоятельную государственную единицу, и одновременно начались переговоры о слиянии Крыма с Украиной. Это было воспринято правительством Советской России как нарушение суверенных прав РСФСР. «Признание Украиной независимого Крыма и независимого Дона и отказ устанавливать с Российской республикой государственную границу в этих областях лишают Россию возможности выполнить принятое ею на себя по Брестскому договору обязательство заключения мирного договора с Украиной», — сообщалось в ноте полномочного представителя РСФСР в Германии Иоффе 27 сентября 1918 г.94 Кроме того, правительство Советской России в очередной раз указало украинским властям, что на их территории организуется белогвардейский фронт против России, на протяжении августа-сентября оно неоднократно приводило факты организации и вербовки добровольцев для армий Краснова, Алексеева, Астраханской добровольческой армии и, наконец, Южной армии генерала Семенова. В свою очередь, украинская сторона обвинила Советскую Россию в выражении симпатии к забастовкам на территории Украины со стороны отдельных российских газет и отдельных российских граждан, а затем протестовала против начавшихся на территории Советской республики массовых расстрелов и арестов высших священнослужителей».

Все это рано или поздно должно было привести к прекращению мирных переговоров, что и произошло в начале октября 1918 г. В результате председатель российской мирной делегации Х.Г. Раковский вынужден был выехать из Киева в Москву. Во время этой поездки, в Бахмаче, он был подвергнут обыску и аресту, при этом печати на всех дипломатических пакетах были взломаны и вся переписка России с Германией была просмотрена украинскими властями. Раковский был освобожден лишь после вмешательства германских военных властей. На следующий день после этих событий в помещениях русской мирной делегации в Киеве был произведен обыск. Кроме того, 13 октября были арестованы все те российские граждане, которые находились в дипломатическом вагоне поезда, отправленного 7 октября 1918 г. из Киева. При личном обыске их принудили полностью раздеться. Общее число арестованных составило 70 чел.

Иоффе настоятельно предлагал германскому правительству добиться от Украины освобождения всех арестованных без исключения, возвращения всех конфискованных документов, наказания виновных, торжественного выражения сожаления украинского правительства о случившемся и гарантии, что в будущем подобные грубые правонарушения не будут потеряться. Однако судьба распорядилась иначе, никакого будущего у гетманской Украины уже не было, до полного краха Украинской Державы оставались считанные недели.

3 ноября 1918 г. в Киле произошло восстание матросов германского военно-морского флота, которых поддержали солдаты гарнизона и рабочие порта. Революционное волнение вскоре охватило весь германский флот и послужило сигналом к началу революции во всей Германии. 9 ноября в Берлине вооруженные рабочие и солдаты захватили ряд государственных учреждений, всюду проходили массовые митинги, во многих местах уже развевались красные флаги. В этой обстановке рейхсканцлер Макс Баденский передал власть социал-демократу Эберту. Было объявлено об отречении императора Вильгельма и проведении выборов в Учредительное собрание. Шейдеман, выступая на митинге перед зданием рейхстага, объявил Германию демократической республикой. Бывший германский император Вильгельм Гогенцоллерн бежал за пределы страны. 11 ноября в Компьенском лесу между державами Антанты и Германией было подписано перемирие, устанавливавшее очевидный факт — ее поражение в первой мировой войне. Революция в Германии в одночасье изменила всю политическую карту Восточной Европы. В этих условиях участь Украинской Державы была предрешена.

13 ноября 1918 г. постановлением ВЦИК был аннулирован Брест-Литовский договор и дополнительные соглашения к нему: «Все включенные в Брест-Литовский договор обязательства, касающиеся уплаты контрибуции или уступки территорий и областей, объявляются недействительными… Все оккупированные области России будут очищены. Революционные солдаты Германии и Австрии, создающие ныне в оккупированных областях солдатские Советы депутатов, вступив в связь с местными рабочими и крестьянскими Советами, будут сотрудниками и союзниками трудящихся в осуществлении этих задач. Братским союзом с крестьянами и рабочими России они искупят раны, нанесенные населению оккупированных областей германскими и австрийскими генералами, охранявшими интересы контрреволюции…». Уже 11 ноября 1918 г. Совнарком дал Реввоенсовету республики директиву в десятидневный срок начать наступление в поддержку рабочих и крестьян Украины. В состав группы войск Курского направления входили украинские советские повстанческие дивизии и ряд отдельных местных частей с районом сосредоточения южнее Курска вдоль демаркационной линии от Обояни до Бирюча. Тактика их действий в предстоящем освободительном походе на Украину должна была прежде всего учитывать интересы развития революции в Германии. А это значило, что продвижение вперед передовым частям Красной Армии разрешалось только после вывода германских гарнизонов из городов и железнодорожных станций, предписывалось воздерживаться от форсированного фронтального наступления.

18 ноября Белгородский исполком послал телеграмму в Москву следующего содержания: -Белгородский исполком вступил на территорию Белгородского уезда, восстанавливая по пути Советскую власть по селам, волостям и продвигаясь к Белгороду. Сопротивлений нет, население восторженно приветствует возвращение социалистического правительства» . Долгожданное наступление большевиков на Украину началось. 19—20 ноября появились сообщения о взятии Белгорода повстанческими отрядами. Но как оказалось, белгородские большевики явно поспешили, говоря о взятии города. Все эти дни Белгород находился в руках германских войск. Шестой Корочанский повстанческий полк, получивший приказ взять Белгород 22 ноября, после непродолжительного боя вынужден был с потерями возвратиться на старые квартиры в село Заячье. Германский гарнизон здесь не стал соблюдать нейтралитет, как на это рассчитывало советское командование в Москве, и не собирался сдавать город. В Харькове, где располагался штаб 1-го армейского корпуса, был создан Совет солдатских депутатов, с представителями которого велись переговоры о нейтралитете, но как оказалось, окончательно договориться об этом должны были только 24 ноября. Кроме того, в это же самое время 8-я армия Южного фронта, которая противостояла белоказакам Краснова и должна была оказать помощь при наступлении на Белгород, потерпела неудачу под Лисками. Все это и стало причиной того, что первая, ноябрьская, попытка большевиков захватить город провалилась. 21 ноября 1918 г. начальник Белгородской уездной державной варты в своем рапорте сообщал, что «настроение населения тревожное, в виду набегов большевистских банд в местностях, прилегающих к демаркационной линии». А через неделю, 28 ноября, он уже докладывал, что «вся нормальная жизнь уезда нарушена», «беспорядки, разбойничьи нападения на опорную силу власти (происходят) во всех местностях, оставленных германскими войсками, тяжело ранен начальник Муромской волостной варты Сухамов».

Тогда же немецкие солдаты в спешном порядке стали покидать город Валуйки. Здесь был создан Совет солдатских депутатов, с которым местной большевистской организации удалось установит связь и договориться о нейтралитете. Активный участник тех событий И. Замаренов позднее так вспоминал об этом: «…Немецкие обозы получили приказ выехать немедленно в Уразово. Штабы Валуйской и Острогожской комендатур стали грузиться на вокзал… Буржуазия валуйская подняла такую панику, что немцы ничего не могли поделать. Побросав своп дома и имущество в них, они платили извозчику 500 тогдашних керенских рублей» . Валуйский уком начал готовиться к наступлению на Валуйки против гайдамацких и казачьих войск, так как «немецкое войско было снято, благодаря революции в Германии». Руководил повстанческими отрядами А.Ф. Авилов. Один за другим уходили эшелоны с германскими солдатами и беженцами, а со стороны Купянска приходили новые пополнения гайдамаков.

Бой за Валуйки был коротким, но жарким. Особенно долго гайдамаки удерживались за линией железной дороги Елец — Валуйки. «Не мешает заметить такой факт, — вспоминал позднее участник этих событий А. Мисюров, — когда авиловцы заняли город и двигались по главной улице, параллельно с ними по другой улице двигалась колона немцев, задержавшихся где-то в лесных селах, не то в Хмелевке, не то в Фащеватке. На перекрестках как те, так и другие поднимали вверх руку в знак приветствия. Эту колонну пришлось усаживать в вагоны и отправлять на Родину, кое-что позаимствовав у них из оружия…». 27—28 ноября 1918 г. красными повстанцами и революционными войсками были заняты г. Валуйки и весь Валуйский уезд.

Во второй половине ноября 1918 г. 2-я украинская советская дивизия заняла Ямполь, Рыльск, Коренево, Суджу, Мирополье и к середине декабря поставила германский гарнизон Белгорода перед угрозой полного окружения.

В условиях краха германского оккупационного режима на Украине, одновременно с большевиками начал вооруженную борьбу против гетманской власти Национальный союз, созданный в августе 1918 г. и объединивший три крупнейшие националистические партии: украинских социал-демократов, украинских эсеров и социалистов-федералистов. В ночь на 16 ноября в Киеве были расклеены воззвания, от имени Национального союза призывавшие к свержению Скоропадского. В Белой Церкви, куда накануне выехало руководство союза, было провозглашено создание Директории под председательством В.К. Винниченко. Общее командование вооруженными силами находилось в руках С.В. Петлюры. Вслед за Правобережной Украиной началось восстание и на Левобережье. «Петлюровское движение в своей стихийной крестьянской ипостаси имело ту же природу, что и большевизм».

8 декабря 1918 г. белгородский повитовый староста В.Н. Куколь-Яснопольский подписал распоряжение о подготовке учреждений к эвакуации из Белгорода в Харьков: «Потребное количество вагонов будет предоставлено во вторник 10 сего декабря к поезду, отходящему в 8 часов утра». В рапорте начальника Белгородской уездной державной варты за 12 декабря сообщалось, что «настроение населения весьма тревожное, ввиду занятия многих местностей в уезде большевистскими бандами, которые производят грабежи и убийства, многие бегут, оставляя все свое имущество». 14 декабря, как следовало из телеграммы Новооскольского уисполкома Курскому губисполкому, германские части, находившиеся в районе Шебекинских заводов, сдали вооружение и боеприпасы, при условии свободного проезда их в Германию через советскую территорию. В тот же день окончательно рухнула Украинская Держава — гетман П.П. Скоропадский отрекся от власти и бежал в Германию.

Тем временем Временному рабоче-крестьянскому правительству Украины, образованному 28 ноября в Курске, удалось достигнуть соглашения с германским солдатским Советом 1-го армейского корпуса в Харькове об эвакуации его войск. Это соглашение дало возможность частям 2-й украинской советской дивизии начать новое наступление на Белгород. В результате 20 декабря 1918 г. город был взят большевиками: «Доношу, что 20 декабря в 4 часа утра части вверенной мне бригады повели наступление на Белгород, — сообщал в донесении командир 3- й бригады А.А. Каверин. — В 9 часов 10 минут утра командир 6-го полка тов. Кисель предъявил немцам ультиматум о сдаче города и оружия. В ответ на ультиматум немцы открыли сильный пулеметный и ружейный огонь, после чего нами был открыт артиллерийский огонь и силы двинуты в атаку, и к 12 часам дня город был уже взят.. ,». При отступлении германских частей их эшелон потерпел крушение, так как железнодорожные пути между станцией Долбино и разъездом Толоконное были разобраны.

На заседании 2 февраля 1919 г. Временное рабоче-крестьянское правительство Украины постановило, что «впредь до установления постоянных границ Украины Белгородский и Грайворонский уезды в отношении административного управления подчиняются Курскому административному центру», а 28 февраля 1919 г. отдел народного образования Грайворонского уисполкома издал циркуляр о прекращении преподавания украинского языка в гимназиях впредь до особого распоряжения. Освободившиеся часы предлагалось использовать для преподавания других предметов по усмотрению педсовета.

Украинская держава гетмана Скоропадского во многом оказалась слепком ушедшей эпохи. Скоропадский не создал и почти не пытался создать сколько-нибудь прочной опоры своей власти. Это и обусловило почти мгновенный крах режима после того, как исчезла внешняя поддержка. Что касается национального элемента в гетманской Украине, то он, скорее всего носил характер защитной окраски, гетман не сумел использовать его как консолидирующий фактор в противовес «русскому» большевизму, поскольку он, во всяком случае, в истории русско-украинских отношений, меньше всего был национально окрашен.